Штольцъ нѣсколько разъ поцѣловалъ руку Шарлоттѣ, смотря ей въ глаза ласковымъ, преданнымъ взглядомъ.
— Конечно, Шарлотта, я сдѣлаю все, о чемъ вы меня просите. Но за это требую и хочу, чтобы вы мнѣ сейчасъ же сказали: «По пріѣздѣ изъ Берлина мы не только не возобновимъ нашъ разговоръ, прерванный телеграммой, отътети, но вы, Штольцъ, можете быть увѣреннымъ, что Шарлотта не только цѣнитъ вашу дружбу, но она и немножко любитъ васъ и. .»
— Дальше, Штольцъ, Шарлотта скажетъ уже сама. Итакъ, черезъ два часа.
— Но я хотѣлъ позвонить еще по телефону, — сказалъ умоляющимъ голосомъ Штольцъ. Въ этой просьбѣ слышалось желаніе человѣка еще хоть нѣсколько минутъ пробыть въ обществѣ того, кого онъ любить.
— Штольцъ. — вѣдь можно позвонить и съ вокзала. А мнѣ нужно еще столько собрать вещей, еще многое написать фрейленъ Миллеръ. Давайте, не будемъ спорить, черезъ два часа я васъ жду здѣсь. Хорошо?
— Слушаюсь! — по-военному отвѣтилъ Штольцъ, еще разъ цѣлуя руку Шарлоттѣ.
Какъ только за нимъ закрылась дверь, Шарлотта сразу же опустила желѣзный крюкъ, тщательно на два оборота закрыла входную дверь и поспѣшными шагами прошла на кухню. Здѣсь она открыла большую электрическую печь и вынула снизу, тамъ гдѣ долженъ былъ находиться подогрѣвательный механизмъ, широкій плоскій ящикъ. Открывъ ключомъ странной формы гайки, она отодвинула освободившуюся отъ нихъ крышку. Въ ящикѣ было нѣсколько странныхъ, изъ свѣтлаго эбонита сдѣланныхъ катушекъ. Поставивъ ихъ вертикально, Шарлотта изъ особаго отдѣленія ящика достала четыре радіо-лампы довольно странной конструкціи. Онѣ были похожи на толстыя сигары, сдѣланныя изъ особаго мягкаго стекла. Включивъ контактъ, Шарлотта положила руку на телеграфный ключъ, находящійся въ правомъ углу ящика и съ большой увѣренностью стала выстукивать телеграмму.
. . . . . . . . . . . . . . .
Въ это время въ восемнадцатомъ коридорѣ подземной ставки штаба союзныхъ армій полковникъ Дюпре въ своемъ кабинетѣ, погруженный въ работу, нервно закуривалъ одну за другой сигареты, но затянувшись два-три раза, ихъ бросалъ въ пепельницу.
— Что за чертовщина? — бурчалъ онъ, прочитывая расшифрованную телеграмму. — Причемъ тутъ аппараты, принятые во французской арміи? Что за ерунда? Ничего не понимаю! Уже второе донесеніе объ этихъ проклятыхъ бомбовозахъ. Что бы это могло быть? — полковникъ нажалъ кнопку. Изъ стоящаго напротивъ него громкоговорителя раздался хрипловатый голосъ.
— Говоритъ начальникъ аппаратурнаго отдѣленія.
— Скажите, есть что-нибудь новое, Дюпонъ?
— Пока ничего. Послѣднія сводки мною пересланы уже полчаса тому назадъ.
— Меня интересуютъ не эти сводки, которыя я уже прочелъ. Скажите, нѣтъ ничего отъ Д—143?
— Пока ничего, господинъ полковникъ. Мнѣ думается...
— Вы не думайте, Дюпонъ....
— Никакъ нѣтъ, я хотѣлъ сказать, что обыкновенно Д-643, хотя нерегулярно, но всегда даетъ о себѣ знать около шести часовъ вечера.
— Значитъ, ничего нѣтъ? — вновь спросилъ полковникъ. Тогда я васъ прошу, какъ только вы будете имѣть что нибудь отъ Д-143, немедленно сообщите мнѣ
— Слушаюсь, — отвѣтилъ голосъ Дюпона. Полковникъ выключилъ громкоговоритель и вновь погрузился въ кучу донесеній. на нѣкоторыхъ изъ нихъ онъ дѣлалъ помѣтки краснымъ карандашомъ и бросалъ ихъ направо въ отверстіе пневматической почты
Прошло добрыхъ полчаса за этой работой. Кучка донесеній передъ полковникомъ стала совсѣмъ маленькой, какъ передъ его глазами зажглась красная лампочка.
— АллоI — говоритъ адъютантъ Дюпонъ. — Мною только-что получено шифрованное донесеніе Д-143. Сейчасъ пересылаю его вамъ.
— Оно расшифровано? — просилъ полковникъ.
— Никакъ нѣтъ!
— Я жду!
Выключивъ громкоговоритель, полковникъ повернулъ насколько рычажковъ на распредѣлительной доскѣ справа на столѣ. Черезъ нѣсколько минуть въ дверь постучали.