Михей уверенно направился к телефону, но его опередил встречный звонок. Около аппарата оказался горный мастер. Назвал свою должность, фамилию. И вдруг, побледнев, переспросил: «Сколько?» Торопливо заверил кого-то: «Сделаю». Осторожно вешая трубку, беспомощно посмотрел на Кособокина.
— Диспетчер звонил, — наконец, сказал он, — выброс на «Гарном». Комарников там… И еще шестеро. Приказано двух членов шахтной горноспасательной команды послать. На откаточный. Для разведки…
Слова растерявшегося горного мастера ошарашили Кособокина. Но он тут же опомнился. Окликнул попавшегося на глаза молодого проходчика Зимина, приказал ему:
— Захвати самоспасатель. За мной!
На ходу снял с рамы свой самоспасатель, перекинул его через плечо и побежал, забыв на штабельке бетонных затяжек куртку, в кармане которой лежал газоопределитель. Бежал, думая о Комарникове.
Кособокин попал к нему сразу после горнопромышленного училища. Пять лет тот натаскивал его, неопытного паренька. Сделал из него мастера проходки. Выдвинул в бригадиры. Стал соревноваться с ним. А когда ученик впервые одержал верх — радовался больше, чем сам победитель. Егор Филиппович стал для Кособокина самым близким, самым дорогим другом. И вот он угодил под выброс. Эта весть потрясла Михея.
…«Мареевский» был ближе к «Гарному», чем другие участки. Потому-то диспетчер и распорядился послать на него членов шахтной горноспасательной команды не с какого-нибудь другого, а именно с «Мареевского» участка. Завернув на откаточный «Гарного», Кособокин, сдерживаемый какой-то подсознательной силой, вдруг остановился. Привычно шоркнул рукой по боку — кармана нет: куртка осталась на штабельке затяжек. С надеждой посмотрел на Зимина, хотя и знал, что газоопределителя у того тоже нет: замер газа — обязанность бригадира, и прибор выдается лишь ему.
Кособокин помнил, как опасно заходить в выработку после выброса, не установив состава ее атмосферы. «Надо ж забыть…» — выругался он и с размаху ахнул себя костистым кулаком по лбу. «Дурак, балда, разве ты не знал, что в десяти метрах от телефона стоят контейнеры с респираторами? Может, вернуться? Или послать Зимина? Он резвый, за полчаса смотается. И газоопределитель прихватит. Да, но пройдет целых полчаса! Включимся в самоспасатели и пойдем. Правда, срок их действия пятьдесят — пятьдесят пять минут… Если придется оказывать помощь, может не хватить. А зачем включаться сейчас? Заметим: воздуху недостает — тогда и включимся».
— Укороти ремень, передвинь самоспасатель на грудь, — скомандовал Зимину. — Станет тяжело дышать — включайся. Только сразу. Ну, айда.
На разминовке ремонтировали путь и разгребли балласт по сторонам. Идти по шпалам Зимину и Кособокину было неудобно, они то и дело оступались. Перебрались на обочину. Приблизились к бугорку из щебня и породы. Его вершина достигала половины высоты штрека. Наклоняясь вперед, Кособокин начал взбираться на него. Сделал шаг, другой, третий, посунулся в бок — и рухнул.
Очнулся. С трудом приподнял чугунную голову. Осмотрелся. Увидел напарника. Тот лежал вниз лицом шагах в трех от него. Спина Зимина судорожно вздрагивала. Кособокин бросился к нему и тут же словно бы провалился в бездну. Придя в себя, долго не мог сообразить — где находится и как сюда попал? Напряг память и отчетливо вспомнил: прежде чем начал падать, вдохнул слегка холодящего, как наркоз, воздуха, и тяжелый хмель закружил голову… Перед Кособокиным с неотразимой ясностью предстало все, что произошло с ним. Метан как газ, который почти в два раза легче воздуха, держался в верхней части штрека, под кровлей. Поднимаясь по откосу бугорка, Михей хлебнул газку, скатился вниз, где кислорода больше, а когда пришел в сознание — все повторилось снова.
Вспомнив о Зимине, Кособокин рывком встал на четвереньки. И если бы удалось подняться в полный рост, он и в третий, возможно, в последний раз, захлебнулся бы метаном. Спасла случайность. Пытаясь вскочить на ноги, он оперся о корпус висевшего на шее самоспасателя. Рука привычно нащупала и рванула кольцо. Пружина отбросила крышку, выпихнула из корпуса мундштук. Поймав его зубами, Кособокин сдавил нос зажимом, жадно втянул в себя чистый, сухой кислород. Голова прояснилась. Звон в ушах стих. Тело постепенно налилось прежней силой. Появилась уверенность в движениях. И он подполз к напарнику. Положил его на спину. Включил в самоспасатель. Вскоре Зимин открыл глаза, начал ворочаться. Кособокин лежа — о том, чтобы подняться хотя бы на колени, он теперь и думать боялся — закрепил на нем самоспасатель и стал прикидывать: «Ждать горноспасателей или, как только напарник силы в себе почувствует, начать помаленьку выбираться? До свежей струи — не больше сотни метров».