— Назар, может, поползем потихоньку? — спросил на выдохе.
— Погодь, Антипыч, — еле слышно ответил Зимин.
— Ну, ну, оклемывайся, — поспешно согласился Кособокин, признавая свою вину: его горячность и опрометчивость чуть не погубила их обоих.
Потянуло свежачком. Метан по-над кровлей уходил на квершлаг, а низом к ним устремился свежий воздух. Кособокин закричал от радости:
— Мы еще поживем, Назарка! — И притих. «Прости, Филиппыч, — мысленно повинился перед бывшим своим наставником, — не сумел помочь тебе и твоим товарищам. Голову потерял. Назарку Зимина чуть на тот свет не отправил и сам едва дуба не врезал».
Почудилось Кособокину, что слышит он голос Комарникова. Большая толща пород и угля разделяла их, а все же слова его различить можно было. «Опростоволосился ты, Михей, — укорял Егор Филиппович, — дюже опростоволосился. Не помощник ты нам. Думай, как Назарку спасти да Архимеда сиротой не оставить».
Глава VII.
РАЗВЕДКА
Выстроившись у автобусов, респираторщики отделений Манича и Кавунка нетерпеливо ожидали своих командиров. Оснащение — в каждом отделении имелось: оживляющий аппарат, медицинская сумка, носилки, комплект высокочастотной радиосвязи, километр тонкого провода для нее на вращающейся катушке, брезентовая перемычка-«парус», связка горного инструмента, запасной респиратор, светильник с красной лампочкой — лежало на притоптанном снегу около тех, за кем оно было закреплено. Респираторщики, как и положено дежурной смене, подготовились для разведки и оказания помощи пострадавшим. Манич, получив задание следовать с двумя отделениями по одному маршруту, решил, что второй комплект связи не потребуется, а «паруса» хватит одного. На бегу он крикнул Кавунку:
— Вместо связи — еще одни носилки, второй запасной респиратор.
Своему отделению скомандовал:
— «Парус» — на место, взять самоспасатели!
Подхватил стоявший у ног правофлангового дюралевый командирский чемоданчик:
— За мной!
Людской ствол работал беспрерывно. Вырываясь из километровой глубины, клеть выталкивала клубящееся седое облако и замирала у приемной площадки. Из нее вываливались шахтеры и с несвойственной им торопливостью скрывались в галерее, ведущей в быткомбинат. Они знали: о выбросе уже известно всему руднику, и потому спешили успокоить жен, матерей, друзей. Наскоро смыв под горячим душем вязкую, как вакса, подземную грязь, въевшуюся в поры угольную пыль, забыв о еде и усталости, снова собирались в нарядных своих участков и служб — ждали вестей с «Гарного».
Выдача на-гора ночной смены была в разгаре, но стволовой, увидев горноспасателей, задержал отправку клети, предупредительно распахнул дверцы. Манич вошел в клеть последним:
— Горизонт 1030.
Подземный трамвай-электровоз и три вагончика ожидали их на разминовке. Манич прибавил шагу. Дорогу заступил испачканный машинным маслом человечек.
— Диверсия! — орал он. — Этот стрючок, эта костяная яичница… Судить таких надо, а мы с ними нюнькаемся. Судить!..
Манич схватил орущего за борта расстегнутой куртки, встряхнул его, подтянул к себе:
— Говори толком, ну!..
Человечек сразу пришел в себя. Назвался мастером движения. Но когда сказал, что в километре от околоствольного двора забурилась партия груза и проехать на «Гарный» никакой возможности нет, снова приподнялся на носки, замахал руками и перешел на крик.
— Вот что, мастер, — еще раз, для верности, встряхнул его Манич, — если путь быстро освободится — гони трамвай вдогонку. Лады?
Тот ошалело качнул головой: «Лады».
Состав сошел у заезда на пласт «Антоньевский», почти в двух с половиной километрах от «Гарного». Электровоз развернуло, поставило поперек пути, три вагонетки опрокинулись, и высыпавшийся уголь перекрыл водосточную канавку. Квершлаг подтопило. Вокруг перевернувшихся вагонеток метался начальник внутришахтного транспорта.
— Подваживай, подваживай! — покрикивал он осипшим баском на путевых рабочих, и те, мокрые, забрызганные грязью, по его сигналу дружно наваливались на пятиметровую трубу — вагу. — Подложку! — раздавалась очередная команда, и один из них, ползая на коленях, подсовывал шпалу под повисшие в воздухе колеса. — А ты домкрать! — гневно приструнивал начальник взъерошенного машиниста, поднимавшего домкратами электровоз. — Натворил, а расхлебывать — дядя?