Торопливое течение людей внесло Хомуткову в вестибюль.
— Товарищ, — глотая слова и слезы, заступала она дорогу каждому, кого удавалось остановить, — прошу вас. Скажите… Что случилось?.. Я мать… У меня там сын, Марком зовут.
Но ей отвечали одно и тоже: «Не знаю», «Не слышал», «Еще ничего не известно», «Простите, тороплюсь…»
Обессиленную, людской поток вытолкнул ее в «тупичок», который начали заполнять родные и близкие шахтеров.
— Твой на каком? — слышался приглушенный шепот.
— На «Антоньевском». А твой?
— На «Гарном».
— И мой.
— Мой — тоже.
Глубокий грудной голос показался Хомутковой знакомым. Она обернулась. Неподалеку от нее, окруженная женщинами, стояла Комарникова, первая учительница Марка. Полина Дмитриевна не раз, бывало, хвалила ее сына. «У Марка, Христина Владимировна, — говорила она, — способности сочетаются с прилежанием». «Да, тяжко вздохнула Хомуткова, — был отец — были и способности, и прилежание, а не стало…»
Личная жизнь у Хомутковой не сложилась. Замуж она вышла поздно. То добивалась высшего образования, то не находилось подходящего человека. Когда нашелся — ей уже подкатывало к тридцати. Девять лет жили, как говорится, душа в душу. А потом — как отрезало: разлюбил.
Сын остался единственным звеном, связывающим ее с жизнью. И она обрушила на него неисчерпаемый запас материнской нежности. Потом началось непостижимое для нее: чем большей заботой она окружала сына, тем он больше отбивался от рук… Но в эти минуты, когда Христиной Владимировной все неумолимее овладевал страх за него, ей хотелось думать о сыне только хорошо и она снова повторяла про себя слова, которые когда-то говорила о нем Полина Дмитриевна, а повторяя их, чувствовала: боль за грудиной уменьшалась, становилось легче дышать. Хомуткова подошла к учительнице. Полина Дмитриевна узнала ее.
— Марк на каком участке?
— Говорил… — Хомуткова запнулась, смутилась: лгать не умела, а сын ей ничего не говорил.
Месяца три назад Христина Владимировна побывала на шахте и узнала, что работает Марк люковым-насыпщиком на участке «Гарный». Заведующая личным столом, добрая пожилая женщина, еще пошутила: «Направили мы вашего сына не на абы какой участок, а на «Гарный»!
— Говорил, — все же решилась солгать Хомуткова, — на «Гарном».
— Тогда прибивайтесь к нашей компании.
Сначала «тупичок» был забит до отказа. Но, постояв пять — десять минут, многие из тех, кто толпился здесь, ушли на шахтный двор, поближе к стволу, по которому поднимались из шахты и опускались в нее люди, и больше не возвратились.
— Машенька, — попросила Полина Дмитриевна свою бывшую ученицу, а теперь жену проходчика Чепеля, — сбегай-ка узнай, может, наши уже выехали?
Маша была на «Первомайке» бухгалтером, где и у кого выяснить — знала.
— Твой в шахте, — сказала ей ламповщица.
— А Комарников?
— Тоже.
— Выедут Матвей и Егор Филиппович — скажи: мы здесь, ждем.
У ламповой Маша встретила знакомого крепильщика с «Гарного».
— На участке все в порядке? — спросила она, неотрывно следя за каждым его жестом.
— Порядок… — буркнул тот.
— А чего же тогда наши задержались?
Крепильщик сделал вид, что не расслышал ее.
В «тупичке» оставалось человек пятнадцать-шестнадцать: Полина Дмитриевна, Хомуткова, Маша Чепель, Мотря Ляскун, жена проходчика Тихоничкина — Бриллиантова, Мануков, девять-десять женщин, мужья которых работали на других участках. Что произошло и где — никто из них не знал, а неизбежные в таких случаях слухи носили самый разноречивый характер. Бриллиантова, заходившая в медсанчасть шахты, где она работала, утверждала:
— Завал на «Гарном». Врач сказал, а ему, — разъясняла она непосвященным, — о всех таких случаях звонят раньше, чем директору.
— Ни, такого буты не може, — возразила Мотря, женщина дородная и решительная, — мий чоловик мэни казав, що завалы бувають, колы кэпсько крепя ставлять, а на «Гарному» вси выбийныки, як мий Пантелей Макарович, и завалов воны николы не робылы.
— Кажусь, нэ на «Гарному», а на «Антоньеському…»
— Не верьте, бабоньки, я слыхала…
И тут затрещал динамик, все другие звуки исчезли, словно впитались в бетонные стены. «Внимание, внимание! Слушайте сообщение заместителя главного инженера по технике безопасности товарища Глоткова».