Колыбенко было чему, радоваться: план перевыполнялся, коллектив признал его вожаком. Началась цепная реакция: чем лучше шли дела, тем меньше оставалось на участке нерадивых, недобросовестных, а творческое отношение к делу каждого труженика приводило коллектив к еще большим успехам. Аллею трудовой славы снова заселили крупноформатные фотографии лучших людей «Гарного». Первыми на ней красовались портреты Колыбенко и Комарникова — начальника и партгрупорга участка. Фото Колыбенко было вставлено в рамку, из которой, каждый год обновляясь, победоносно взирало на мир изображение Никанора Фомича. Осыка осознавал, что обогнать «Гарный» и вернуть былую славу ему не удастся. Казнил себя за то, что в свое время сдрейфил и ушел на «Лисичку», что самого себя перехитрил. Он еще оставался руководителем участка, имевшего вполне удовлетворительные показатели, но его уже не выдвигали в президиумы, не выбирали на слеты, не рассказывали о нем по радио, не предлагали принять участие в посвященной передовикам телепередаче, газетчики перестали прославлять его, и Никанору Фомичу порой начинало казаться, что он уже не существует вовсе. Свои неудачи Осыка связывал с появлением на «Гарном» Колыбенко, и в нем исподволь накапливалась неприязнь к молодому инженеру, превратившаяся в конце концов в загустевшую злобу. А Колыбенко и не подозревал, что обрел в Никаноре Фомиче недоброжелателя, врага. Он наслаждался медовой порой своей трудовой жизни. В канун Дня шахтера министр наградил его знаком «Шахтерская слава», а Репетун с подчеркнутой торжественностью вручил ордер на трехкомнатную квартиру.
Нельзя сказать, чтобы жизнь Колыбенко состояла из одних радостей и восторгов. Были и производственные конфликты, и большое горе. Конфликтовать приходилось с Репетуном. Основная причина — ДПД. Колыбенко обосновал расчетом: польза, приносимая днями повышенной добычи, — величина мнимая. Фактически, нарушая производственный ритм, они наносят трудновосполнимый ущерб и приводят в конечном счете к снижению угледобычи. Репетун имел на ДПД иной взгляд и утверждал его предоставленной ему властью.
Эта и подобные ей неприятности были ничтожными по сравнению с горем, обрушившимся на него и Ксеню: их первенец родился слабеньким и вскоре умер. Ксеня тяжело заболела. Он испугался, что может потерять и ее, и опустил руки. Но «Гарный» ревниво требовал к себе повседневного внимания, не оставлял его один на один с тяжкими мыслями, и тем самым помог ему устоять. Ксеня, как примятая травинка, поднималась мучительно медленно. Время, иногда музыка, он, а еще его мама помогли ей в конце концов выпрямиться. А год спустя родилась Леночка — полнощекая, крепкая малышка, и Ксеня засветилась радостью.
А каким счастливым был Колыбенко! Когда друзья спрашивали: «Как жизнь?» — он весело отвечал: «Хороша!» Ведь у меня даже участок «Гарный», что в переводе на русский означает «Хороший!»
Потом его назначили заместителем главного инженера шахты. Повышение не обрадовало. «Заместитель, — считал Колыбенко, — исполнитель воли непосредственного начальника. Его тень. И — только…» А он не хотел быть тенью. Ничьей.
Работая начальником участка, Колыбенко вкусил плода самостоятельности и ощутил его подлинный вкус. Удивительными свойствами обладает этот фрукт: человеку безвольному, робкому, ленивому он кажется горьким, как полынь. Раз отведав, такой человек потом избегает его всю жизнь. Вяжущую и обжигающую горечь плода самостоятельности чувствует и тот, кто смел, энергичен, но еще зелен, недостаточно опытен, чтобы различить в нем и другие привлекательные качества. Но если та горечь не испугает парня — он быстро дозреет, начнет различать эти качества, по достоинству оценит их и уже не захочет с тем плодом расставаться. Так произошло и с Колыбенко.
Однако незаметно для себя он вскоре полюбил свою новую работу. Главный инженер «Первомайки» Богаткин в ту пору часто болел, и Колыбенко пришлось сразу окунуться в водоворот неотложных дол. Впервые предстало перед ним во всей своей сложности современное горное предприятие с его многотысячным коллективом, разнообразной и сложной техникой, с множеством нерешенных вопросов и проблем. Не будь рядом такого наставника, как Богаткин, они захлестнули бы его. Богаткин владел удивительным искусством отличать дела очень важные, первостепенные, от просто важных и не срочных дел. Он выстраивал их в строгий ряд, никому не позволяя ломать его. И получалось так, что главный инженер со своим аппаратом всегда занимался только самыми неотложными в данный момент делами и успевал, несмотря на сверхзанятость, завершать их в нужный срок.