«Как мне не пришло в голову поинтересоваться водообильностью?! — бранил себя Тригунов. — И Колыбенко ничего не сказал. Но его можно оправдать: раньше сталкиваться не приходилось. А я то знаю, чем этот цветок попахивает, и вот…»
— Сколько воды поступает из лавы? — тоже переходя на шепот, спросил он Манича, хотя и не ожидал, что тот даст точный ответ.
Но о шахтах, обслуживаемых его взводом, Манич знал почти все, что может потребоваться горноспасателю.
— Двадцать кубов в час, — уверенно сказал он.
— Из них с вентиляционного?
— Ничего. Весь приток дает нижняя половина лавы из трещин в почве.
— Нижняя? — переспросил Тригунов и не смог на этот раз скрыть охватившего его беспокойства. — Когда шел откаточным, воду в канавке видел. Наверно, через выработанное пространство кубов десять все же проходит. И столько же остается в лаве. Значит, за двое суток в ней набралось кубов пятьсот. Да если всю ее превратить в «фиалку», получится внушительная цифра. К тому же она беспрерывно растет. Как ты его уловишь, приток этот? Отведешь как?
Тригунову было совершенно ясно, что в случае затопления лавы надежда на спасение Мануковой, Ляскуна, Жура останется лишь надеждой. А если выброс не плотно затрамбовал просек — «фиалка» прорвется по нему и в опережение откаточного, где — Тригунов надеялся на это — находится Комарников, Чепель, Тихоничкин. «Но может произойти и самое страшное… — подумал он. — Расквасив слабый глинистый сланец почвы и кровли, «фиалка» вынесет все эти городушки, — Тригунов, точно проверяя прочность забивной крепи, постучал кулаком по размочаленным торцам «кольев», — и тогда…»
Представив себе, как черный, с синеватым отливом вал накрывает отделение Манича, выкатывается на откаточный, устремляется по «падающей печи» на подножный, в котором работают отделение Кавунка, Гришанов и шахтная горноспасательная команда, затапливает его и медленно, но неостановимо, как поток магмы, катится к базе, Тригунов зябко передернул плечами. Лицо его вытянулось, закаменело и на правой скуле выступила белая заплатка.
— Что предпримем? — хрипло спросил он Манича.
«Когда смоленым потянуло, сразу: «Что предпримем?» — мелькнуло у того где-то в подсознании, но Манич тут же подавил в себе чуждую ему мелкую обиду, которая им самим была и выдумана. И снова стал он тем прежним Маничем, каким знали его все и сам он. И Тригунов услышал уверенный в своей правоте голос:
— Надо быстрее прорезать лаву, задержать в ней «фиалку» и пробраться по просеку к проходчикам.
— Верно, Алексей Свиридович, — Тригунов перевел дыхание. — Опасность этой работы, надеюсь, представляете?
— Пред-став-ляю.
Тот, кто услышал бы, как было произнесено это слово, больше ни о чем спрашивать его не стал бы. Так поступил и Тригунов. Он лишь сказал:
— Пришлю связиста. Установит аварийную сигнализацию в подножном, у места разборки завала, на базе. Пульт — здесь. Будете дежурить около него лично. При опасности прорыва — включайте «тревогу», отходите на запасную базу. Совместно с резервом примите меры по спасению тех, кто не успеет выйти из подножного.
— Вас понял, товарищ командир.
На откаточный можно было спуститься по узкой, уже полностью восстановленной выработке — «течке». По ней, когда лава работала, в люк стекал уголь. Но командиру отряда нужен был Репьев, отдыхавший у «печи», по которой Тригунов поднялся на просек. И он пошел прежним путем. Увидев приближающийся огонек, Репьев привстал. Подойдя к нему, Тригунов остановился:
— Ваше предложение принято. Желаю успеха.
— Благодарю, товарищ командир, — неожиданно звонко выкрикнул Репьев. И его восторженный выкрик снова навел Тригунова на мысль о неуравновешенности Репьева.
— Присмотрите за ним, — шепнул он Маничу.
Уже с базы Тригунов позвонил на командный пункт, доложил обстановку Колыбенко, дал распоряжение заместителю о немедленной прокладке аварийной сигнализации и направился к Гришанову.