Клёстик даже представить себе не мог, что есть люда, которые не стремятся или хотя бы не мечтают в тайне о том, чтобы достичь более высокого поста, а значит, и занять более заметное положение в обществе. А Тригунов был именно таким человеком. Его полностью устраивала должность командира отряда: она требовала глубоких профессиональных знаний и предоставляла возможность их совершенствовать; полностью удовлетворяла его потребность в общении с людьми и давала пищу для научных обобщений, а главное — Тригунов чувствовал, что это его место в жизни, что на нем он нужнее, чем на любом другом.
Примерно через год после того, как Клёстик уехал на Восток, Тригунова хотели назначить главным инженером горноспасательных частей бассейна. Однако он отказался. «Вы отказываетесь потому, — доказывал ему начальник управления, — что не знаете этой работы. Идите-ка потрудитесь месячишко. Не понравится — верну на прежнее место». Пошел, не понравилось, возвратился в отряд: инспекторские смотры, сочинение приказов и другая штабная работа претила Тригунову.
Один ученый из института горного дела, знакомый с его публикациями, как-то предложил: «Обобщите-ка, Роман Сергеевич, ваши статьи да представьте их как диссертационную работу. Уверен: звание кандидата вам обеспечено!»
— А что это даст?
— Вам? — удивился ученый.
— Науке, — уточнил Тригунов. — Все, что я хотел сказать, — обнародовано, стоящее — вошло в практику.
— У вас своеобразные взгляды, — вскользь заметил ученый и больше к этому разговору не возвращался.
Такой он есть, Тригунов.
А Клёстик, впервые представ перед ним с золотыми звездами на бархатных петлицах, считал его просто неудачником, одним из тех, кому в жизни не повезло. «Что стоят все эти твои благодарности, награды, статьи в журналах, если они ничего тебе, собственно, не дали?» — мысленно спрашивал он командира отряда и ему было даже немного жаль его. Но в то же время, вспоминая все, что было между ними, Клёстик распалял в себе неприязнь к Тригунову. В особенности его бесило то, что и сейчас командир отряда не испытывал перед ним, начальником, той душевной робости, какую сам он испытывает перед старшими.
Слушая информацию о вооруженности, укомплектованности личным составом и боевой подготовке отряда, Клёстик с сожалением посматривал на Тригунова. «Неужели тебе, прожившему жизнь, не ясно, что твое служебное, а значит, и вообще благополучие находится в моих руках? Неужели, — кривил он губы, — ты настолько оброс мохом в этом своем отряде, что не в состоянии понять: отныне я — твой начальник!»
Командир отряда, разумеется, не знал, о чем думает Клёстик, но когда при последующих встречах он уже не мысленно, а вслух еще и еще раз напомнил Тригунову об этом — тот однажды насмешливо заметил:
— Создается впечатление, будто вы никак не можете поверить, что стали начальником, и стараетесь убедить в этом не столько окружающих, как прежде всего себя.
Клёстик как бы напрягся, из-под безупречно чистого накрахмаленного воротничка выплеснулась кирпичная краска. Перемещаясь вверх, она залила шею, мочки и раковины ушей, растеклась по темени. Их взаимоотношения перешли в стадию едва скрываемой враждебности. На «Первомайке» они и вовсе обострились.
В тот день, когда Тригунов впервые после выброса побывал на «Гарном», Клёстик примчался на шахту буквально вслед за его выездом на-гора. Узнав от постового, что на командном пункте находится лишь руководство аварийно-спасательными работами, рывком распахнул дверь.
— Почему вы, — налетел он на Тригунова, суетливо расстегивая шинель, — не сообщили…
— Здравия желаю, товарищ начальник.
— Почему вы, — не ответил Клёстик на приветствие, — не сообщили о намерении заместителя председателя Совета Министров ознакомиться с намеченным вами оперативным планом номер два? Почему об этом я узнал от его референта, а не от него, — кивнул на Колыбенко, — или от вас?
Тригунов посмотрел на Колыбенко. Тот пожал плечами.
— О том, что товарищ Стеблюк будет сегодня на шахте, ни мне, ни руководителю работ по ликвидации аварии ничего не известно.
— Неизвестно? — с иронией переспросил Клёстик. — Если, как заявил референт, Опанас Юрьевич приедет затем, чтобы разобраться с вашим новым оперативным планом, значит, должны были предупредить вас и товарища Колыбенко.