«Не хочет при нас свои соображения выкладывать, боится: услышим, что смаленым пахнет, хвосты подожмем», — с обидой думал Кавунок.
«Добрый командир! — восхищался Гришановым Сыченко. — Смелый, строгий и людей бережет. Извивается, как вьюн на сковородке, уклоняется от прямого разговора, а зачем? Затем, чтобы балачки о взрыве без крайности на нервы не действовали ребятам».
«Наверно, — ревниво перешептывались трое респираторщиков Сыченко, оставленных на базе, — не потому не берут нас, что лишними жизнями рисковать не хотят, — считают никудышными, обузой…»
Каждый рассуждал по-своему, и все ждали последнего слова командира отряда.
— Делайте, — после короткого раздумья согласился Тригунов.
— Есть, — вытянулся Гришанов, словно от Тригунова его отделяли не три километра выработок и километровая толща пород, а четыре уставных шага. Скомандовал: — Надеть респираторы! — Перекинул через плечи свой аппарат: — За мной!
— Надеть респираторы! — повторил команду Гришанова Комлев, когда три огонька скрылись в «падающей печи». Подравнял плечевые ремни, подтянул поясной, поправил висевшую на нем батарейку светильника, поставил у правой ноги отштампованный из дюраля чемоданчик с надписью по диагонали крышки: «Медицинская сумка», с эмблемой горноспасателей в ее середине и присел у аппаратов связи — рации и шахтофона.
Стоять в «горячем резерве» — значит быть готовым мгновенно вступить в действие, имея при себе все необходимое, чтобы спасти товарищей или угомонить вышедшую из повиновения стихию. Командир отделения, фельдшер, респираторщики расположились так, что, вскочив по первому сигналу, они сразу оказались бы на своем месте в строю. Комлев исподволь наблюдал за ними. Наклоненные вперед туловища, положение ног, полусогнутые в локтях руки, готовые: правая — открыть вентиль кислородного баллона, левая — сунуть в рот мундштук, делали респираторщиков похожими на спринтеров, вышедших на стартовую черту.
«Прибыли. Приступаем к работе!» — передал радиокодом Гришанов.
— Вас поняли: прибыли, приступаете к работе, — ответил дежурный связист.
Потом послышался шорох, усиливающееся шипение и… гулкий удар. Кто-то выкрикнул:
— Взрыв!
Все вскочили. Одновременно. Начали торопливо открывать вентили баллонов, ртами ловить мундштуки. В спешке стукались крышками респираторов, цеплялись ими за крепь.
— Отставить! — решительно скомандовал Кавунок, останавливая товарищей, в считанные секунды подготовившихся исполнить свой долг. Он первым сообразил, что всполошивший их звук был не чем иным, как хлопком вспыхнувшей горелки резака, а ограниченное со всех сторон пространство — отрезок штрека, — как резонатор, усилило его.
Выключаясь из респираторов, рассаживаясь по прежним местам, горноспасатели возбужденно переговаривались, подтрунивали друг над другом, дотошно допытывались, кто выкрикнул: «Взрыв!» Комлев резко сдавил сигнальную грушу, дал свисток: «Стоп!» Намеки-подковырки, смех, въедливые вопросики, запальчивые ответы, сливаясь в общий гул, мешали ему следить за огневыми работами по радио и шахтофону. Комлев потребовал тишины еще и потому, что его беспокоило непреклонное желание респираторщиков, Кавунка, фельдшера непременно установить личность паникера, хотя он, Комлев, похоже, был и вне подозрений. В тот момент, когда Комлев выкрикнул, видимо, никто не смотрел в его сторону, а установить по голосу было трудно, потому что выкрикнул он не своим, сорвавшимся в тот миг голосом. Но это не успокоило его, а лишь изменило направление мыслей: «Что же произошло? Почему так случилось со мной?»
Комлев уже не раз выезжал на подземные пожары, в местах, где воздух погорячее, чем в парной, бывать ему приходилось; выработки с «мертвой» атмосферой обследовал, но не было еще такого, чтобы он так вот, как только что, оплошал. Шел себе, куда следует, и ни о какой угрозе для жизни не думал. «Так видимо, происходило потому, — рассуждал Комлев, — что во всех тех случаях нервная система один лишь настрой имела: выполнить задание. Во что бы то ни стало выполнить! И хотя предстоящей опасности никто не скрывал, но и специально о ней, об опасности, никто мне в голову не вдалбливал. А что произошло сегодня? Предупреждение Тригунова: «Во время резки резерву находиться только в камере»; торопливый отход на запасную базу даже отделения, дежурившего возле перемычки; прозрачный намек Виктина: «Впрочем, может быть, поэтому врачу сейчас и следует находиться именно там»; повторное предупреждение Тригунова: «…во время огневых работ выходить из камеры — запрещаю. Категорически!»; решение Гришанова вести резку не всем отделением, а только втроем, на что дал добро и командир отряда, — вот все это и внушило, что взрыв не только возможен, но и неизбежен. И в результате — срыв. А ведь я не могу считать себя слабонервным. Значит, тут дело в другом…» — уже спокойнее размышлял Комлев. Потом он достал записную книжку, развернул ее на букве «П», под заголовком «Проблемы» записал: «Психологический климат при горноспасательных работах». И добавил: «Важно! Очень важно!»