— А вакантные места в лаборатории есть?
— Товарищи, — запротестовал председатель собрания, — прошу вопросы по существу.
— Ничего, — сказала докладчица. — Когда мы сообщили результаты работы по термообработке индейки, вопросов было еще больше.
Научная ценность сообщения была оценена очень высоко.
ПОЛЕЗНО ЛИ ИЗУЧАТЬ ФИЛОСОФИЮ…
Я работаю на заводе слесарем, холост и от нечего делать иногда почитываю философский словарь. Он дает объяснения явлениям, которые не можешь дотянуть сам.
А вот и польза от философии. Я опоздал на работу. Начальник участка Тушков, прямолинейный такой, говорит:
— На час опоздал, факт.
— Истина, — поправляю его. — Но тут подумать надо — относительная или абсолютная? Я проспал лишний час, так? Накопил в себе больше энергии, теперь могу работать интенсивней — опоздание на час есть истина относительная, иллюзорная. Так?
— Предположим, — подумав, сказал Тушков.
— Подойдем к вопросу с другой стороны, — продолжаю я, чувствуя, что не совсем убедил Тушкова. — Мое опоздание необходимость или случайность?
— Все что угодно, только не случайность, — быстро перебивает меня Тушков. — Четвертый раз за месяц…
— Тогда это только одно, — уверенно сказал я. — Необходимость. Других категорий в философском словаре нет. Сами посмотрите.
— Ловко, — говорит Тушков и отходит от меня.
Я убедился, что знать философию нужно!
В конце месяца на доске объявлений вижу приказ о премиях, а в нем написано, что за систематические опоздания мне снижается премия на двадцать процентов. Мчусь к Тушкову.
— Почему?!
— Нет такого в приказе, — пожимает плечами Тушков.
— Как нет?! Это же факт!
— Истина, — уточняет он. — И надо подумать относительная или абсолютная. Исходя из того, что ты не получишь двадцать процентов премии, лишний раз не выпьешь, а значит, не ослабишь свой организм, будешь в течение месяца работать хорошо и следующую премию получишь полностью. Значит, сокращение этой премии есть истина относительная, иллюзорная. А потом, может быть, это случайность?
— Случайность, случайность! — заорал я. — За брак снимали, за невыполнение…
— Тогда — необходимость. Других ведь категорий в философском словаре нет.
— Плевал я на философию!
ВЛАДИМИР ОГНЕВ
ПУТЬ В ЛИТЕРАТУРУ
Я решил написать литературное произведение. Нынче все что-нибудь пишут, ну и я не рыжий. Подточил карандаш, аккуратно разорвал лист бумаги на четыре части. На таких-то четвертушках, говорят, Пушкин писал.
Оставалось решить, что писать и как писать.
Стихи отпали — чертовски трудно придумывать рифмы. Роман тоже пришлось отвергнуть — долго сидеть надо. В драме — одни разговоры. Не выразить мне себя в чужих разговорах!
Рассказ? Это, пожалуй, то, что нужно. Решено, я пишу рассказ. Но как писать?
Мой приятель Генка Морфеев пишет приключенческие рассказы и повести. Генке хорошо — ему снятся цветные приключенческие сны. Утром встал, сон записал — и рассказ готов! Или — глава из повести. Генка боится только бессонницы. Но и тогда времени не теряет. В бессонницу Морфеев пишет жалобы на то, что его не печатают.
Метод, в принципе, мне нравился. Но сны, увы, не снились.
У Жоржа Бликина, моего однокашника, свои приемы. Бликин — сверхреалист. «Хорошо то, что реально буквально, — говорит он. — Писатель должен давать голый факт».
Жорж охотится за этими своими фактами. С магнитофоном. С фотоаппаратом. С набором авторучек. (Одна даже десятицветная — для описания всех оттенков чувств.)
Вообще-то неплохой метод. Беда в том, что Жоржа уже дважды били — действующие лица почему-то не хотели, чтобы о них писали «голыми фактами».
Это уже не для меня, я не терплю физической боли.
Я стал изобретать свой метод.
Приятнее всего писать с написанного. Прочитал — изложи своими словами. Еще в школе я был докой по изложениям. Как изложение — считай «трояк» гарантирован. Легче всего они мне давались. Не то, что всякие там физики-алгебры. А какое богатство тем! Взял собрание Чехова — и валяй, излагай. Кончил — излагай Джека Лондона.
Вот помнится, Крылов раньше-то Эзопа излагал. И еще, помнится, кто-то кого-то.
«Хороший метод», — решил я и пошел посоветоваться с дядей Мишей. Между прочим, хотя он и не мой дядя, а умный мужик. Он жены моей дядя. Даже странно.
— Дурак ты, — сказал дядя Миша. — С написанного — это плагиат называется. Судить будут. Вот ежели бы с рассказанного — это можно.
Я пошел домой совершенствовать свой метод. В окончательном варианте он выглядел так:
Я нахожу рассказчика. То есть человека, который знает интересные истории и умеет их рассказывать. Ну, вроде Ираклия Андронникова. Он рассказывает — я записываю, излагаю то есть. Подписываю. Публикую. Просто, удобно, выгодно. Хорошо бы еще неграмотного рассказчика найти, чтобы, значит, без риску…
Усовершенствовал метод — пошел к дяде Мише. Так и так, говорю, метод есть, давай рассказчика.
— Я идею дал, — говорит. — С меня хватит, голубчик…
Ну, ясно, не мой же дядя. Со стороны жены дядя. Чего от него хорошего дождешься?
Граждане, ищу рассказчика!