Гурьевна опять нагнулась к уху соседки:
— Я уж и то думаю: ежели их с женой из кандидатов-то, спаси бог, — по шеям, он в батюшки может податьси! Да еще какой батюшка выйдет!..
— Батюшка выйдет хороший! — согласилась Фатевна. — Что бородища, что волосы — отец благочинный прям-таки!.. Ему и жена-то под стать: круглая да сдобная, чисто попадья!
— А ты на дочку-то погляди: по летам младенец, а там — велика, там — толста, никакая поповна не сравняется!.. — похвалялась Гурьевна, а Фатевна вздохнула:
— Мой тоже бороду отпускал… да не выходит: редкая больно… Сбрил. Одни волосы оставил, наподобие как у псаломщика… А твои-то, они, что ж, и службу церковную знают?
— Насчет службы не скажу, не знаю… Они у меня три дня побудут, а потом, слышь, по монастырям отправляются… В старину-то пешком ходили, ну а энти на машине. У преподобного Сергея, у киевопечерских угодников уже были, а теперича — в Соловки, в Ферапонтьевский, оттуда, кажись, в Ипатьевский монастырь подадутся… Я их и названиев-то не знаю… А они все знают: где какие иконы чудотворные имеются. По-своему — фески их зовут!.. У меня спрашивали: нельзя ли достать каких икон!..
— Точь-в-точь мой! — ахнула Фатевна. — Бабушка, говорит, иконов негде тут достать? А где их возьмешь? Старик покойный, как в двадцать пятом годе в безбожники записался, все их поколол на лучинку… а оно вон как нонче дело оборачивается!.. А библии, говорит, нету где?.. Я ему: на кой она тебе, тебе не пристало! А он: там, говорит, художества, ты не понимаешь…
— И энти про художества толкуют…
— К баптистам ходил насчет библии! Ну, энти ему так не дали, а вступай, говорят, к нам, тогда дадим… Известно, какой народ!.. А вступать-то покуда воздержался, а там бог его знает… И дозволяется им начальством-то?
— Вона! — усмехнулась Гурьевна. — Сказывают: монастыри уж обстраивают! Суждаль — монастырь обстроили — как новенький стал! Только монахов покуда нету — не набрали… Мои как начнут спорить: Никон — патриарх, да Филипп — митрополит, да Аввакум — протопоп, — нервы не выдерживают, ухожу я.
Мимо них прогрохотал на телеге старик в синих джинсах и шляпе с завернутыми по-техасски полями.
— Эй, Петрович! — окликнула его Гурьевна. — Далеко собрался?
— В лес! — ответил старик, придерживая лошадь. — За лыками! Внучонок приехал, что в корреспондентах служит, — лаптей ему требовается!
— Неужто в лапти обуется? — изумилась Фатевна.
— Обуваться еще не насмеливаются… — объяснил старик. — На стенку вешают… для красоты! Уж сплету ему какие-никакие… У вас случаем иконов продажных нет?
— Нету! Самим требовается! — ответила Фатевна, и старик поехал дальше.
— Вот оно! — сказала Гурьевна. — По всем местам пошло!..
— Чуть не забыла! — встрепенулась Фатевна. — Ты мне деревянное корыто отдашь, как обещала?..
— Погожу… — ответила Гурьевна. — Ежели мои не выпросют, не потребовается им в Москве, тогда отдам… Кто их знает…
Она задумалась, и морщины ее сложились, как на фреске Дионисия в Ферапонтьевском монастыре.
СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВЕРТЕРОВА
Вертеров обожал «блат».
На нынешнюю свою службу Вертеров устроился по звонку одного влиятельного знакомого. Тотчас получил уютную однокомнатную квартиру благодаря семейным связям с пред-месткома. «Свой» прораб приспособил ее к индивидуальным вкусам Вертерова, получив в качестве сувенира канистру спирта-сырца, полученного в свою очередь… Впрочем, мы так и не знаем, где Вертеров ее достал. Но зато точно известно, что венгерский гарнитур и два гэдээровских ковра машинной выработки «сделал» ему директор базы Васька Косой, с которым Вертеров учился еще в школе. Он же «организовал» телевизор «Рубин-106», холодильник «ЗИЛ» и множество других предметов, необходимых человеку для осознания собственной полноценности. Даже свою супругу Машу Вертеров заполучил, можно сказать, по блату. Старушка-землячка доставила Машу из другого города со всеми полагающимися характеристиками и гарантиями.
Вертеров с супругою уже подумывали о приобретении гэдээровского пианино «Рениш». Ни Вертеров, ни Маша ни на каких инструментах не играли, но твердо знали, что это пианино из ценных пород дерева — отличное украшение квартиры.