...Тадеуш слушал, почти не дыша. Все это время он глядел на отца, - но сейчас поневоле посмотрел на Отто. Посмотрел - и не поверил своим глазам. У беспощадного баронского адъютанта во взгляде была страшная боль. Эльза рядом с ним стояла с каменным выражением лица.
- Ну, оставалось мне его сбросить в могилу - и дело с концом. Взял я его под мышки, перевернул... очки на нем были какие-то странные. И что-то, знаете, ужасно погано на душе у меня стало. Сначала я думал: это от моего поступка. Я ведь, если честно, барона уважал. Он был настоящий рыцарь, старой закалки человек. И вот я, значит, убил его исподтишка, когда он на честный поединок вышел... Эх, думаю: сколько я народу за жизнь свою ухлопал, а этот мне тяжело дался. И тут еще собаки выть стали, в деревне-то. Сначала одна завыла, потом другая следом, - а потом все хором, да заунывно так. Тогда я вдруг чую: не по себе мне, и сильно. Сцена-то дикая получилась: я ведь там кровищей все облил, свечки зажег черные, толстенные... Захотелось мне оттуда поскорее убраться, как я себя ни успокаивал. Ну, отодвинул я плиту, сбросил его туда - а пока бросал, мне почудилось, что он шевельнулся. Я даже фонариком вниз посветил... и... и... он... - Лодзянского явно пробила дрожь, - В-общем, он из ванны перевесился - и выбраться пытается. Из негашеной-то извести... У меня волосы на голове дыбом встали. Я, не раздумывая, пистолет выхватил, и все пули высадил туда, вниз. Потом плиту задвинул - и бежать... А потом вдруг думаю: если его яд не берет, то что ему пули..? Не знаю уж, пани баронесса, каких мне сил стоило заставить себя остановиться. Бросился я на землю, лежу и жду. Вдруг из-под плиты: бух... бух... а потом она сдвигается - и падает, раскалывается напополам. И он вылезает. Страшный... в извести-то он успел побывать... и идет ко мне... колено подламывается, пулей перебитое. Однако идет уверенно, будто точно видит, где я. Ну, думаю, все, кранты мне наступают. Лежу, подняться не в силах. И тут как надоумил меня кто-то. Вспомнил я старые всякие истории, где мертвяка по имени звали, чтобы он послушался. И я как заору: "Франц-Ульрих фон Лейденбергер, изыди!!!" А он... задергался весь, жуткий звук издал: не то хрип, не то вой... и будто задымился, на лбу особенно видно было. А потом упал.
А я все лежу, ни жив, ни мертв. Не знаю уж, сколько времени прошло... Да вдруг замечаю: собаки-то стихли. И сам я почуял как-то, что все закончилось... что бы в него ни вселилось, оно пропало. Теперь это был просто труп - хоть и страшный. Тогда уж я встал, и, на него стараясь не глядеть, донес его во второй раз до могилы - ну и доделал, что собирался. Плиту на место положил, обе половины. И только после этого дал оттуда ходу. Вот так-то...
...Так я к чему клоню, пани... Если уж с ним такое получилось, значит, душу он свою потерял, потому что на спасение все это мало было похоже. А если он ее потерял, то, значит, ритуал-то настоящий был. А раз уж он был настоящий, то душу свою потеряли и вы. Поэтому вы и есть ведьма, как втирал нам тут один святой отец...
Эльза фон Лейденбергер по-прежнему стояла, выпрямившись и глядя на Стефана Лодзянского своими ледяными глазами. Он вдруг понял даже сквозь морок подчинившего его заклятия, что это глядит на него смерть.
- Возможно, вы правы, - проговорила Эльза, - Да, очень похоже, что душу я потеряла, не говоря о моем дедушке. Что ж... благодарю за рассказ. Остаются лишь маленькие детали. Кто руководит ватиканцами и чего они хотят?
- Умберто Бенини. Он стар и очень опытен... И он живет для того, чтобы поднять девятый Крестовый поход. Сейчас он взял в свои руки не только Ватикан, но и Италию, и предъявил ультиматум немецкому фюреру, пригрозив ему буллой. Как я понял, он заполучил доказательства, что здесь свирепствовали дьявольские козни. Он потребовал от Райха сотрудничества с церковью. Какие бы ни были времена, анафема Святейшего престола - это все-таки до сих пор серьезно. Гитлер согласился. Теперь святой отец устроит что-нибудь впечатляющее. Может, масштабное аутодафе с изгнанием дьявола и массовым сожжением еретиков, - с него станется. Ну а когда все будут впечатлены - Италия возьмет на себя роль первой скрипки в тандеме Берлин-Рим. Я говорю: Италия - но подразумеваю Ватикан... И он начнет войну. Войну с коммунистами, свой Крестовый поход против безбожия.
Эльза кивнула. С Лодзянского она перевела взгляд на Тадеуша.
- И еще один вопрос, - к тебе, Тадеуш. Как, по-твоему: заслуживают ли деяния твоего отца отмщения? Простил бы ты его на моем месте?
- Мое мнение тебя не касается, Эльза, - тяжело, но с силой проговорил Тадеуш, - Я не на твоем месте, и никогда уже там не буду. Скажу одно: что бы ты теперь ни сделала, я найду тебя хоть на краю света.
- Хех... Что ж, дело твое, тем более, что тобою я уже проклята. Но и моего решения ничто не изменит. За гибель моего деда я заберу вашу жизнь, господин Лодзянский. Желаете ли сказать что-нибудь напоследок?
Она сняла контроль с сознания Милоша и Лодзянского, но двигаться те по-прежнему не могли.
- Не любитель я речи говорить, баронесса... Прощения ни у кого не прошу. Прощайте, друзья и враги, - он обвел взглядом собравшихся, остановился на Тадеуше...
- Прощайте, пан, - Эльза выстрелила ему в лоб тонким раскаленным лучом.
Лотта вскрикнула, сильнее впившись пальцами в профессорский локоть. Отто сжал губы, окаменев. Лицо Милоша исказила гримаса отчаяния. Тадеуш испустил прерывистый вздох. Стефан Лодзянский упал к его ногам.
- Забери медальон, Эльза... - прошептал Тадеуш.
- Ты прав, ведь разговор не закончен, - сказала она, подходя к Милошу. Она сняла с него талисман и надела Тадеушу на шею, взглянув тому прямо в наполненные страданием глаза. Затем она развернулась к Милошу, вновь беря его под полный контроль, и чуть подняла гиперболоид:
- Я поклялась отплатить всем, кто задумал убить моего деда и кто исполнил этот приказ. Милош Ковалевский, знали ли вы о сути поручений, которые пан Лодзянский вам давал по поводу моего деда?
- Я знал, что барон - наша цель, - послушно ответил Милош, - Но Стефан никогда никому приказов не разъяснял. Даже мне, хоть мы и друзья были. Таков уж он был: настоящие цели знал только он сам. Его же звали Ткач... ну вот, только он и знал, из чего он ткет свою паутину. Это здесь уже, когда мы легли на дно, он мне рассказал про барона. Ну и правила игры тут другие немного были, чем в разведке. Очень он не хотел, чтобы прознали, что Сопротивлением он руководит. Поэтому здешние дела он вел через меня, и их уж я знал, конечно...
Эльза медленно опустила гиперболоид:
- Значит, вас я не убью. И вы, герр Штальберг, тоже никого сейчас не убьете, - она выразительно посмотрела на Отто, и тот ответил ей мрачным взглядом. Но спорить с ее вторым Контрактом он не мог.
- Что до медальона, он мне не нужен, Тадеуш - сказала она напоследок, - Мы ими так и не поменялись. Что хочешь, то и делай с ним.
Она кивнула Отто и, не оглядываясь, пошла прочь.
***
Никто не задержал их. Эльзин второй Контракт действовал, и в стометровом радиусе от профессора у них не было врагов. Магическая сфера изменяла любые намерения им мешать.
Об услышанном пока не говорили, - да и разговора долго никто не начинал. Даже Лотта Леманн не капризничала и не болтала, - видимо, все-таки чувствовала общий настрой.
- Вы не дали мне исполнить клятву, - глухо сказал, наконец, Отто, - Я должен был застрелить обоих. Они - косвенная причина смерти барона.
- Герр Штальберг, увы, ваша воля входит тут в противоречие с моей, - устало сказала Эльза, - Я с самого начала считала, что ваш обет несколько чрезмерен. Если выполнять его буквально, то придется убить половину людей, с кем мой дед встречался, - потому что каждый из них как-то повлиял на него, и все закончилось так, как закончилось. Да, я не позволила вам выстрелить, - и извинить меня не прошу. То, что вас не переубедить, я прекрасно понимаю. Но давайте начнем все-таки с тех, кто причастен к его гибели прямо.