Что рассказать о результате? Да ничего особенного — средненький получился самолётик. С разваливающимся на ходу движком, неизвестно который раз перебранным от рождения, он оказался заметно быстрее, чем У-2, но и посадочная скорость у него тоже была о-го-го. Сам же малыш хорошо слушался и никаких неожиданных коленец не выкидывал. Я ведь ещё не упоминал, что после войны несколько лет работал заводским лётчиком-испытателем и, заодно, учился в авиационном институте по специальности «планер». А потом довольно долго трудился в КБ простым расчётчиком. Так что данный аппарат для меня в какой-то мере хрестоматиен, тем более — схема классическая.
И, по всем законам аэродинамики, с двигателем подобного рода ничего более толкового мне не создать. Не выходит из этого ни шедевр, ни даже конфетка. А как раз наступил тридцать пятый год и пошел слушок о закупке за границей двигателей специально для легкомоторных и спортивных самолётов. Но кто же мне их даст?! Тем более — приближалось лето, и работы на нас, техников, навалилось невпроворот. Начались интенсивные учебные полёты.
Признаться, не один я занимался любительским самолётостроением — в старом сарае на смежном краю лётного поля группа товарищей сооружала мотопланер — назвать их задумку самолётом ни у кого язык бы не повернулся. Тем более что двигатель они для своего детища собирались применить мотоциклетный. Он тяжелее авиационного, если считать на каждую лошадиную силу, но менее требователен к горючему — авиационный бензин — штука дефицитная.
Почему я про это знаю? Так обратились ко мне ребята, попросили помочь с наладкой. Как-никак я моторист, причем далеко не худший. Вот они и поделились со мной одним из моторов, всё равно он у них неважно вставал, да и с пропеллером к нему они никак не могли угадать. То есть, всё как бы в порядке, а тянет слабо. Тут дело упиралось в недостаточную скорость вращения вала и сложности с выбором подходящего редуктора.
Если сравнивать моё новое приобретение с «Роном», то в мощности мотоциклетный мотор проигрывал примерно в восемь раз, зато, после приведения в порядок, работала эта машинка надёжно. Причём, по расчётам, была вполне в состоянии поднять в воздух вместе с пилотом и небольшим бензобаком сделанное мною композитное крыло тонкого профиля.
Сейчас, через год после возникновения в моей голове памяти о будущем, когда я убедился в том, что могу сделать почти всё то же самое, что умел в начале двадцать первого века, пришла пора подумать о ближайших планах.
Для окружающих я — двенадцатилетний мальчик. Отрок. Тот, кто молчит, если его не спрашивают. Мне не дозволено лезть к кому бы то ни было с непрошеными советами — дядьки авиамеханики, хотя и знают, что в деле я разбираюсь не хуже них, продолжают держать меня на побегушках — подай, принеси, подержи. Подшучивают, правда, беззлобно. Для порядку. Если честно, мне и поговорить-то не с кем. Пацаны-сверстники редко появляются тут, да и крутятся они, в основном, вокруг лётчиков — промасленные железяки их мало интересуют.
Шурочка заглядывает иной раз. Бывает, поможет в работе или пуговицу пришьёт. Она хорошая и чуткая, от неё так и веет женским теплом. Только вот женственность её до меня никакого касательства не имеет — я пока вообще сопляк. А просто по-человечески дружить — это у нас как-то не складывается. Приятельствуем.
Между тем в голове с каждым днём всё настойчивей колотится мысль о войне, что случится через шесть лет. Нет, рисовать на картах стратегические стрелочки я не способен, да и по части чёткой хронологии и направлениям наносимых немцами ударов спрашивать меня бесполезно. Зато я точно знаю, какие в этой войне потребуются самолёты, кому и какие технические задания необходимо выдать, что за проблемы возникнут при испытаниях и даже способы их решения смогу подсказать. Словом, поручи мне оснащение ВВС новой техникой, и не видать фрицам господства в воздухе.