В архитектуре были заложены пятнадцать фиксированных адресов этих контроллеров (с нулевым адресом ничего в конструкции не предусматривалось), причем с десятого по пятнадцатый уже в схеме ставились контроллеры дисковых устройств (ну, тут я приняла сугубо волюнтаристское решение), а всем вводом-выводом управлял отдельный (пятый) процессор, для которого была добавлена дополнительная память с программами драйверов (сделанная на брянских ПЛМ-ах). И мне притащили (пока еще не домой, а в лабораторию МВТУ) что-то, что было не очень стыдно назвать «персональным компьютером». Причем программы драйверов монитора (с адресом 1) и клавиатуры (с адресом 2) уже хранились в ПЗУ, так что теоретически можно было приступать к работе. Вот только сначала нужно было загрузить «управляющую программу» с перфоленты, проделать еще несколько несложных, но противных манипуляций…
Мня сильно порадовало одно: для компа ребята использовали «мой телевизионный» конструктив, так что даже для замены микросхем с драйверами требовалось потратить всего пару минут. А так как «живых» машин (в разной комплектации) было изготовлено уже шесть штук, я передала две из них в МГУ и там приличная группа студентов под непосредственным руководством товарища Ляпунова приступила к разработке компилятора с нового языка программирования. Лично я выпендриваться не стала, расписала людям синтаксис языка С (как ни крути, а на нем программы все же пишутся в том числе и «под железо»), обозначила временные рамки для первой рабочей версии программы где-то в районе сентября — а сама села за написание простенького «учебника» по этому языку для неискушенных студентов-математиков. Потому что писать программы я и изначально не собиралась, нужный для диплома объем кода я бы смогла написать лет через пятьсот — а у меня осталось всего девять месяцев. Из которых («оставь надежды, всяк сюда входящий!»), несмотря на мои надежды «не отвлекаться», минимум месяц, а то и два придется потратить на чертову промышленность. И, похоже, не только полупроводниковую…
Пантелеймон Кондратьевич с легким удивлением слышал доклад товарища Сушко. Вообще-то Валерий Клавдиевич (и сам Пантелеймон Кондратьевич думал, что до работы в СМЕРШе он носил другое имя) считался человеком весьма жестким, нетерпимым к любым попыткам искажения идей социализма, и это было основной причиной, почему руководитель идеологического отдела ЦК и направил его именно на эту работу. И товарищ Пономаренко был убежден, что товарищ Сушко все бы выведет на чистую воду затаившегося врага — но отчет его именно удивление и вызывал:
— Должен сказать, что на кафедре ее воспринимали несколько несерьезно, то есть там считали, что ее обширная и очень серьезная общественная работа сама по себе служит доказательством того, что она прекрасно разбирается в идеологических вопросах. Вдобавок, первый отдел института оказывал ей явное покровительство, вплоть до распоряжений принимать у нее экзамены автоматом. Однако когда я приступил к работе в роди преподавателя кафедры, увидел, что в целом к другим преподавателям нельзя даже минимальных претензий предъявить.
— То есть вы сочли нормальным, что она четыре года вообще экзамены по общественным наукам не сдавала?
— Да. Она никогда не пропускала лекций, на семинарах активно работала, так что всем было ясно, что экзамены она безусловно сдаст. На «отлично» или на «хорошо»,, но сдаст, так что никто не считал просьбы представителей первого отдела немного облегчить ей жизнь… то есть предоставить ей чуть больше времени на выполнение других, причем большей частью именно секретных работ, не имеющими понятных оснований. И я еще в течение семестра заметил, что девушка, хотя иногда и имеет несколько… неожиданные взгляды на работы товарища Сталина, их как раз знает очень глубоко — а то, что отдельные ее интерпретации выдвинутых товарищем Сталиным положений не совсем соответствуют общепринятым…