— Нет, сегодня я не могу, да и паспорт с собой не взяла… А почему?
— Потому что я вас люблю. Вы мне буквально с первого дня понравились, я просто раньше вам сказать не мог: преподавателю ухаживать за своими студентками… несколько неэтично.
— Ну да, а почему вы считаете, что мне лучше именно вашей женой быть?
— Во-первых, это удобно, не придется никакие документы вам менять и не придется доказывать где-то, что этот диплом именно ваш. Во-вторых, даже если у вас не получится быстро найти работу, то и это ни малейших проблем не составит: я недавно защитил диссертацию и теперь у меня зарплата увеличилась, ее хватит даже если вы работать вообще не будете. В третьих, у вас не будет никаких проблем с жильем: сейчас молодым специалистам почти везде только место в общежитии предлагают и даже в очередь на комнату в коммуналке чаще всего ставят только через год — а у меня есть уже отдельная квартира. Небольшая, но все же отдельная…
До меня стало потихоньку доходить, что о моих доходах товарищ абсолютно не в курсе. Ведь через СНТО мне «завлабовскую» зарплату выдавали только два с небольшим семестра, потом все платежи пошли через первый отдел, включая и «авторские», и получаемые мною денежки даже в комсомольском билете не фигурировали: там же, в первом отделе я ежемесячно расписывалась и в отдельной бумажке, с указанием сумм взносов «с заработков по закрытым тематикам». И я думаю, что это не только с секретами было связано: дед когда-то упоминал, что и для коммунистов была похожая форма заведена для того, чтобы, как дед тогда сказал, «не возбуждать зависть и классовую ненависть среди простых парторгов». Так что и преподаватель Фёдоров (чью фамилию я раньше просто за ненадобностью не знала) искренне считал, что я — как и почти все выпускники — минимум на пару месяцев останусь вообще без денег: на предприятиях обычно проверка новичков первыми отделами как раз два месяца и занимала, но никакой зарплаты за это время им не полагалось. И насчет жилья… насчет моего жилья в МВТУ по-моему вообще никто не знал: то, что я сейчас достраиваю шестнадцать жилых домов (девять из которых в Москве строилось), в каждом из которых я могу себе по лучшей квартире выделить, было известно только «бухгалтерам в штатском». Ну а по поводу «свободного распределения»…
Не знаю, как в других институтах, а в Бауманке предприятия военпрома за выпускников только что не драки в коридорах устраивали: все же качество образования в МВТУ было всем прекрасно известно. Так что после того, как отличники сами выбирали себе место работы из поступивших в институт запросов, оставшихся отдел кадров МВТУ сам распихивал по заявкам, которых было, как правило, заметно больше, чем выпускников. Но не просто распихивал, а получал почти со всех предприятий согласие на прием такого выпускника — и вот тут-то имелась и определенная засада. Если три подряд «заказчика» из предприятий первого эшелона согласие не подписывали, то выпускник, как правило, улетал на фирмы совсем уже убогенькие (в смысле, с паршивенькими условиями по жилью и находящиеся в Тьмутаракани), но это если выпускник был пола мужского. А вот «слабый пол» в таких случаях получал как раз это самое «свободное распределение», и практика показывала, что лучшим местом для таких выпускниц становилось место преподавателя в каком-нибудь техникуме или вообще в школе. С очень скромными зарплатами — но и просто такую работу найти было не очень просто. Совсем непросто: у ворот заводов на стендах «требуются» висели названия сугубо рабочих профессий, ничего, даже издали напоминающего биржи труда, в СССР не существовало и даже в газетах предприятия по этому поводу объявлений не печатали.
А причиной в «отказе» для такой красивой, как я, могло быть одно (все же с почти отличниками обычно «купцы» носы не воротили): моя активная «общественная работа». Потому в НИИ и на заводы требовались как раз инженеры, а не «комсомольские активисты» (что, собственно, и было основной причиной, по которой такие активисты после получения диплома к работе приступали не по специальности, а в каких-нибудь райкомах). А тут вроде и отличница, но активистка, так что ну ее нафиг, кто за нее работать-то будет? Поэтому для Сергея Валентиновича я как раз и выглядела «несчастной активисткой, оставшейся с носом». И он решил, что его «участие в моей горькой судьбинушке» окажется для меня весьма выгодным мероприятием. Но не только «участие», он еще и дальше нагнетать продолжил: