Лично мне очень понравилось то, что отдельный такой заводик появился у Московской консерватории. Эту самую консерваторию тоже очень качественно зачистили от «антисоветских элементов», так что народ там остался именно творческий — и их заводик штамповал (почти круглосуточно) пластинки с классической музыкой в очень хорошем исполнении. Только для классики МВТУшный рекордер подходил не очень хорошо, однако руководство консерватории само сумело решить эту проблему: они (с огромной помощью товарища Патоличева) выкинули на зарубежные рынки очень много своих пластинок по самым что ни на есть демпинговым ценам (действительно демпинговым, даже ниже себестоимости), а на выручку в валюте закупили довольно качественные рекордеры американского производства. Кстати, и товарищ Патоличев на этом «сделал свой бзнес»: официально было закуплено три рекордера, и янки знали, что они закупаются именно для московской консерватории, а потому препятствий к сделке не чинили. Но «консерваторам» рекордеров досталось только два, а третий Николай Семенович отправил в какой-то сугубо оборонный НИИ с задачей «сделать самим не хуже, а лучше — лучше». И я была абсолютно уверена в том, что «сделают лучше»: во-первых, потому что под руководством Николая Семеновича почему-то всегда делалось то, что он хотел получить, а во-вторых, я разжилась уже изготовленным в этом институте «промежуточным продуктом»: четырехскоростным пленочным магнитофоном, который практически «в полуавтоматическом режиме» выставлял запись на пленке под считывающую головку с точностью где-то до пяти сотых секунды. И здесь «полу-» означало лишь то, что позицию остановки нужно было все же ручками с панели управления выставлять. Правда я его приобрела вовсе не для того, чтобы музыку слушать…
Особенно хорошо стало с «бытом»: в жилом городке МВТУ появился «комбинат бытового обслуживания», и в одном его здании разместилась прачечная и химчистка, а в другом — «фабрика-кухня», так что мы с Женькой перешли на «свое постельное белье» — его при необходимости в прачечной вообще за полдня стирали и гладили, если доплатить двадцать процентов «за срочность». Да и насчет подкрепиться стало все отлично: было просто купить любые полуфабрикаты или даже готовые блюда (довольно приличные). А можно было и там же, в небольшой столовке поесть на весьма вменяемые деньги — но мы все же предпочитали сами что-то себе приготовить на кухне в общаге (хотя в основном как раз из полуфабрикатов).
И как раз после окончания зачетной сессии, когда Женька в очередной раз умчалась к родителям в Волоколамск, мы с Олей, вернувшись со спектакля, который давал театр МЭИ, сидели у меня в комнате, занимаясь все же подготовкой в грядущим экзаменам. То есть Оля читала какие-то свои фармацевтические книжки, а мне пришла в голову новая идея, и я, напевая какую-то всплывшую в голове детскую песенку, принялась рисовать очередную схему. Не прибора, а процесса разработки целой кучи приборов.
— Свет, но ты же неправильно поешь! — оторвала меня от творческого процесса сестра. — Ну почему «радовает»? Надо же «радует»!
— Что радует? Кого?
— Ну ты же сейчас поешь «каждой иголочкой радовает нас»… кстати, а откуда эта песня? Я ее раньше нигде и не слышала…
— Не знаю… наверное, слышала где-то… или песня сама придумалась. Послушай, Оль, у тебя когда сессия заканчивается? То есть когда последний экзамен? Я бы нам билеты в Уфу купила заранее, а то что-то мы давно маму не видели.
— Когда сдам, тогда и купим, туда билеты всегда есть.
— На поезд всегда, но зачем время терять? Лучше мы с мамой побольше времени проведем, поэтому полетим туда самолетом.
— А давай, я никогда еще на самолете не летала! А это очень страшно?