— Не остри, пожалуйста, — Угис смущенно облизал губы. — Я спрашиваю серьезно. Может, мы помешали? Если злишься, я могу вмиг смотаться.
— Ведь и сам видишь, что мешаешь, — Казис спокойно посмотрел в глаза Угису. — Хочешь, чтобы я солгал, отрицал истину? Однако второй факт не исключает первого: велосипед, как средство передвижения, действительно уже достиг потолка.
— Странно, — Угис повернулся к Липсту. — Я ничего больше не понимаю.
— А я понимаю, — сказал Липст. — Только это неверно. В технике никаких потолков нет. Есть горизонт, который убегает с такой же скоростью, с какой ты к нему стремишься.
Липст удивился неожиданному приступу смелости и красноречия — он всегда малость стеснялся Казиса.
Убегающий горизонт! И откуда у него взялось такое поэтическое выражение? А внутри кто-то подзуживал: «Вот тема, на которую ты можешь поспорить с Казисом. Спорь! Это для Угиса Казис идол и божество, не для тебя».
Не раздумывая долго, Липст бросился в атаку.
— Возьмем хотя бы авиацию: когда первые аэропланы поднялись чуть повыше домов, многие считали, что это уже потолок. Сегодня самолеты забираются на тридцать километров в стратосферу, и никто больше не говорит о потолке.
Липст видит чудесное превращение, происходящее с Казисом. Чугунная маска сперва дала едва заметные трещинки около рта и в уголках глаз, Зародившаяся улыбка быстро распространилась на всю физиономию. Раздались громкие раскаты смеха — маска упала и рассыпалась. Открылся веселый спорщик, почуявший родственную душу.
— Правильно, черт возьми! — Казис сгреб Липста за плечи. — Но ты скажи мне, самолет достиг стратосферы на исчерпавшем свои возможности поршневом моторе?
— Нет. Почему на поршневом? На реактивном!
— Видишь, к чему мы подошли — к реактивному двигателю! Все решает принцип тяги, двигатель! Именно это я и имел в виду. Велосипед достиг потолка потому, что у него ограниченный в своих возможностях двигатель — человечьи ноги. Если тебе, Угис, так уж охота заняться изобретательством, изобретай велосипед, который… не велосипед. Иными словами, велосипед, на котором не надо крутить ногами педали!
Угис кивнул на соседнюю комнату:
— Такой велосипед уже изобретен. Полторы лошадиных силы и полтора литра бензина на сто километров.
— Это пол, — сказал Казис. — А до потолка мопеда еще дьявольски далеко.
— Меня мопед не интересует, — Угис, как ни странно, сегодня тоже возражал Казису. — Наш завод выпускает велосипеды.
— Завод — это главная колонна. Ты, как я понял, хочешь стать изобретателем. А изобретатели — разведчики, они должны идти впереди главных сил.
— Ты всерьез считаешь, что наш завод мог бы выпускать мопеды? — устами Липста заговорил Фома неверующий.
— Еще почище, чем итальянские «веспы» и немецкие «вандереры». Вот на этой бумаженции, — Казис с важным видом ткнул пальцем в чертеж, — ось нового мопеда.
— Правда? — оживился Угис.
— Дело решенное. Наш мопед будет называться «мальчик с пальчик». В будущем году должен быть сделан опытный образец.
— Не может быть!
— А потом мы будем производить только мопеды. Ни одного велосипеда! Лет через пять, через шесть. В общем в новой семилетке.
Угис ахнул. Это изъявление восторга как белый флаг капитуляции. Нет, Угис не огорчен! Он счастлив, что Казис опять смог изумить его чем-то из ряда вон выходящим.
— Да-а, — протянул Липст. — А я‑то, болван, думал, что пришел работать на велосипедный завод.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — перешел на деловой тон Казис.
Липст отрицательно покачал головой.
— Я глух и нем, — присоединился Угис.
— Тогда катитесь ко всем чертям и дайте работать, лодыри несчастные!
Как раз в эту минуту Казис заметил еще одного «посетителя». В цехе появился Робис. Вид у него такой, точно в коридоре он столкнулся со «снежным человеком».
— Что с тобой, Робис? Беда какая-нибудь стряслась? — спросил Казис.
Робис, моргая глазами, смотрел на всех по очереди.
— Ты, может, захворал? — Угис взял Робиса за руку.
— Я только что получил нокаут.
— Ты дрался?
— Нет… был в завкоме. Не дают нам с Ией комнату… Дают кочегару Крампису.
— Почему вдруг Крампису?
— Говорят, ему нужнее. Двое детей, теща…
— Здорово, — сказал Казис. — И попробуй скажи кому-нибудь, что у Крамписа меньше оснований. Вы думаете только о себе, а он о детях и о теще.
Робис стоит как в воду опущенный. Это уже не тот Робис, что подкидывает пудовую гирю, как яблоко.
— Что теперь делать? — тихо спросил он, обращаясь, по всей видимости, к самому себе. — Свадьба послезавтра…