Пение девушки кажется Липсту очень трогательным. В нем отголосок собственного настроения Липста, и потому он не спешит включить свет. Песня кончается, и в тот же момент Липст — слышит другой, уже совсем земной голос:
— Липст, любезный, это вы? Помогите мне, Липст…
Липст повернул выключатель. В коридоре никого нет. Лишь заспанная кошка, моргая, смотрит на него. Однако загадочный голос раздается опять. Вместе со словами долетает непонятный стук.
— Господин Тилцен… Смилостивитесь… Бог воздаст вам за это сторицей…
В том, что это голос мадемуазель, нет никакого сомнения. Однако слышится он очень слабо, будто из подземелья или из могилы.
— Где вы? — озираясь по сторонам, спросил Липст у невидимого существа.
— Тут я. В чулане…
Едва отошел засов, как дверь чулана распахнулась настежь, и навстречу Липсту с тяжким вздохом выкатилось восемьдесят килограммов обрюзгшей плоти.
— Мадемуазель Элерт! Как вы оказались в чулане?
— Я же должна выяснить, кто ходит по ночам к этой персоне. А у нее совесть нечиста, она что-то заподозрила — и дверь на засов.
Слезливый шепот мадемуазель быстро перерастает в воинственный клич, взывающий об отмщении:
— Ну уж я теперь покажу этой персоне! Она у меня теперь увидит! Я напишу в редакцию и в исполком, прокурору и президенту. Теперь пусть все это дойдет до Совета Министров!
— Мадемуазель… А разве религия позволяет вам? В библии ведь сказано: «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую».
— Позволяет! Позволяет! В библии сказано и другое: «Мне отмщение и аз воздам»!
Липст усмехнулся, погладил выгорбленную спину кошки и ушел в свою комнату.
Он лежит в постели, закинув руки под голову, и смотрит в окно. Сон не идет. Кажется, с далеких светил льется тихая музыка. И нет ей, нет конца…
VII
— Никакой свадьбы не будет, — сказал Робис.
Ия повторила то же самое.
— Мы оформим только официальную сторону дела, и все.
Все же для самых близких друзей решили устроить скромный ужин в общежитии. Пока невеста с женихом в сопровождении эскорта сочувствующих поехали в загс, Угису с Липстом поручили украсить комнату и раздобыть столы. Обязанности главнокомандующего над жаркой и варкой добровольно приняла на себя уборщица общежития Алма. Поначалу эту честь собирались предоставить Вие, но она отказалась наотрез. Вия тоже сшила белое свадебное платье и пожелала стоять на церемонии регистрации обязательно рядом с сестрой (кое-кто подшучивал: «Не с Ией, а с Робисом!»).
Наконец все как будто в порядке. Старая комната общежития изменилась до неузнаваемости; платяные шкафы отодвинули к стенам, под потолком подвесили ленты из цветной бумаги, стулья молодых убрали пышными венками мяты.
Угис в длинном хлорвиниловом переднике, бледный от переживаний, бегал вокруг стола и в который раз пересчитывал стулья.
— Ну что ты все считаешь? — пошутил Липст. — Боишься, украдут?
— Только не забыть бы чего! Только не забыть! — Угис стучал кулаком по голове, встряхивая свои мыслительные центры. — А радиолу проверил?
— Проверил. Успокойся. Даже иголку сменил.
— А пластинка? Пластинку подобрал?
— «Свадебный марш» Мендельсона.
— Как только они появятся в двери — запускай!
— Слушай, Угис, а где они теперь будут жить?
— Пока что там же, где до сих пор, — каждый у себя.
— А у Ии нельзя?
— Нельзя. Санитарная норма не позволяет.
В приоткрытую дверь просовывается голова Алмы. Роста она маленького и всегда ходит, браво размахивая руками, как сержант-гвардеец, привыкший шагать впереди колонны и время от времени считать под ногу: «Ать, два; ать, два!»
— Не идут и не идут! — сокрушалась Алма. — Ай-ай-ай! Гусыня пережарилась, картошка сохнет. И где они так застряли?
— Наверно, стоят в очереди, — предположил Липст.
— Это в загсе-то очередь?! — удивилась Алма.
— И какая еще! Там такие очередищи — глядеть страшно. Там, тетя Алма, и при коммунизме будут очереди.
Липст налил Алме рюмку вина, чтобы она сама не высохла, как картошка, хлопоча у раскаленной плиты.
— Ай-ай-ай! — отмахивалась Алма. — Разве что полрюмочки, не больше.
Угис по-прежнему носится по комнате. Еще раз пересчитал тарелки, попробовал, не шатается ли стол, затем ринулся к двери. И тут замер, вытаращил глаза и отчаянно простонал:
— Плакат с поздравлением!.. Где плакат с поздравлением? Я же знал — что-нибудь да забудем… Я ведь предчувствовал!
Затем Угису приходит в голову воздвигнуть на скорую руку триумфальную арку во дворе. Из-за отсутствия стройматериалов идею приходится отбросить. Остается только поздравительный плакат. Но тогда уж надо побольше — метра в полтора длиной.