— Липст, — шепнула она, — уже много времени. Нам пора идти.
— Да, нам пора.
— Липст, ну, слышишь?
— Да. Я слышу.
Липст медленно разжал руки. Юдите, все еще улыбаясь, посмотрела на дверь и небрежно захлопнула ее.
— Липст, — сказала она, — ты озорник. А теперь не смотри. Мне надо надеть чулки.
— У тебя красивые ноги.
— Правда?
— У тебя красивые ноги. И руки красивые. И нос красивый.
— Ах ты! — Юдите взяла Липста за ухо. — А смотреть все равно не смей. Послушай, как у меня стучит сердце.
— Пусть стучит, — сказал Липст. — У тебя красивое сердце.
— Сердце не может быть красивым. Сердце может быть только хорошее или плохое.
— У тебя красивое сердце.
— Нет, Липст, ты не знаешь. У меня сердце не красивое. У меня плохое сердце. Совсем, совсем противное.
Они спорили, смеялись и дурачились, пока, наконец, их взгляд не упал на часы.
Липст подошел к окну. Отсюда поверх черных верхушек деревьев открывался вид на сверкающий огнями порт. Освещенные прожекторами вышки подъемных кранов торчали из темноты, как башни сказочного города.
Юдите спешно заканчивала туалет.
— Ну, теперь можешь смотреть, — сказала она, церемонно выходя на середину комнаты. — Тебе нравится?
— Даже чересчур! Когда ты так шикарна одета, я немного побаиваюсь тебя.
— Мужчина должен быть смелым.
— Я буду смелым. Сколько стоит это платье?
— Дорого. К сожалению, оно не мое. Ради тебя я одолжила его на сегодняшний вечер.
Липст прикоснулся к пышной, собранной в талии юбке.
— Это рококо? — спросил он. — Как называется такой костюм? А ля Мари Антуанетта?
— Липст! — Юдите схватилась за голову. — Ты абсолютно ничего не смыслишь в этих вещах. Это не костюм, а модное вечернее платье. В нем есть что-то от Кристиана Диора.
— От Кристиана Диора? Что? Я не хочу, чтобы у тебя было что-нибудь от Кристиана Диора.
— Так называется ателье мод в Париже. Сам Диор давным-давно умер.
— Его счастье.
— Если бы мы шли не на фабрику, а в хороший ресторан, я еще надела бы длинные перчатки. — Юдите осторожно достала из ящика тончайшие перчатки и прижала к щеке. — А сегодня не хочется. Какой-нибудь дурак еще станет смеяться.
— Мы идем не на фабрику, — сказал Липст. — Мы идем в заводской клуб. Ты можешь смело надевать эти перчатки.
— А ты хочешь?
— Я хочу всего, чего хочешь ты.
— Ладно, — сказала Юдите. — Тогда я надену.
И, присев в глубоком реверансе, добавила:
— А ля Мари Антуанетта идет в заводской клуб. Пошли, мой Людовик. Подай руку своей королеве!
Липст взял Юдите за руку.
— Пошли, — сказал он. Липст хотя и улыбался, но голос его звучал серьезно. Мысленно он уже знакомил Юдите с Казисом, Робисом, Ией и Вией. Он много раз думал об этой минуте. Теперь она приближалась.
Протолкавшись через толпу, они выбрались на середину пестро разукрашенного зала и закружились в вальсе. Заводские художники превратили потолок и стены в необозримые космические просторы. Каждая пара этой танцующей галактики вращалась словно планета — сама по себе и все вместе по круговой орбите. С балкона в зал летели зеленые, красные и желтые кометы серпантина, космическая пыль цветного конфетти.
Липст страшно волновался, хотя и старался изо всех сил остаться спокойным.
Началось с гардероба, где бородатая Розите многозначительно пропела:
— А-а-а…
— Добрый вечер, Розите! — небрежно бросил Липст, сделав вид, будто пропустил мимо ушей воркование престарелой сирены. И все же от смущения он выронил из рук кепку и забыл помочь Юдите снять пальто.
Танцуя, Липст проделывал каждое па с особой тщательностью. Он вел Юдите так бережно, словно малейший толчок мог стоить ей жизни. Липсту казалось, что все взоры устремлены только на них. Точнее — на Юдите. Это предположение наполняло Липста гордостью, но вместе с тем сковывало. Ему стало жарко, на лбу выступил пот. Они стукались коленями, и Липст наступил Юдите на ногу.
— Ничего, — сказала Юдите. — Знаешь, а мне здесь нравится.
Она с любопытством смотрела по сторонам. Юдите держалась смело и уверенно. И, конечно, была красивей всех. Во время пируэтов ее рыжеватые волосы окутывали горделиво откинутую голову золотистым облаком.
Большинство танцующих было в костюмах и масках, и потому даже знакомые в первый момент казались чужими. Плечистым Лачплесисом и одетой в белое его подругой Лаймдотой могли быть, конечно, только Крамкулан и Клара. Неподалеку танцевала белокурая «испанка». Ни дать ни взять Ия. По орбите вальса «испанку» энергично вращал «спутник» в станиолевом костюме. Судя по чехословацким туфлям, «спутником» был Робис. Он помахал Липсту рукой: