— А что, если я брошусь вниз? — Юдите зажмурилась, стоя на самом краю Белой дюны.
Липст сжал ее руку крепче. Юдите открыла глаза.
— Шучу, шучу, не бойся, — сказала она.
— Гляди, вон море, — Липст показал вдаль.
Юдите улыбнулась:
— Словно расстеленная широкая голубая юбка с кружевными оборками.
В том месте, где спокойное течение Лиелупе сталкивалось с морскими волнами, белых кружев было особенно много. В просвеченной солнцем водной шири отчетливо виднелись мели.
— Пошли, — сказал Липст. — Нам еще далеко.
— Почему далеко?
— Я поведу тебя на край света.
— Хорошо, — без колебаний согласилась Юдите, — только я, кажется, уже проголодалась.
Старый рыбак перевез их на смоленой лодке через реку.
— Далеко еще до края света? — спросила Юдите Липста.
— Далеко, далеко. Это только Буллюциемс.
На кольях сушились сети, кукарекали петухи, лаяли собаки. Рыбачьи домики, прильнув к песчаным пригоркам, дремали на солнцепеке, как пестрые котята.
От поселка они свернули влево и снова брели вдоль Лиелупе, пока не дошли до устья.
— Так, — проговорил Липст. — Вот мы и на краю света.
— Чудесно! — воскликнула Юдите, сбросила туфли, взяла сумку и скрылась за ближайшим бугорком. Липст нашел для себя какую-то ямку. Спрыгнув в нее, он первым делом скинул рубаху. До чего, оказывается, он отвратительно белый!
— Липст, где ты? Ау-у!
Липст приподнялся на локтях. В нескольких шагах от него над поросшим травой бруствером опасливо высовывала голову Юдите. И вдруг, точно по сигналу, они выскочили и помчались к морю. Глухой топот голых пяток. Фонтаны брызг. Липст видел, как вокруг ног Юдите заискрилась маленькая радуга.
В залитом солнцем небе ни облачка. Сверкая белизной крыльев, носились чайки. Море и берег без устали играли друг с другом. Тихо улыбаясь и рокоча, море набегало и тут же виновато откатывалось назад, и тогда берег устремлялся за ним вдогонку. Это была извечная игра, старая как мир.
Волнение на море улеглось. На дюнах не шевелилась ни одна травинка. Юдите лежала, прижавшись головой к плечу Липста. Ее лицо, обращенное к солнцу, поблескивало светлым янтарем. С волос стекали сверкающие капли воды и медленно катились по шее и груди. Время от времени Юдите зачерпывала горсть песка и просеивала между пальцами. Липст старался поймать этот песок в свою горсть, и — когда удавалось, тоже цедил сквозь пальцы.
Прилетела голубая стрекоза и, шелестя крыльями, закружилась над ними. Бережно поддерживая Юдите за плечи, Липст приподнялся на колени.
— У тебя стрекоза на волосах, — сказал он.
Юдите поймала руку Липста.
— Не прогоняй. Может, это счастливая стрекоза.
— Мала́ больно.
— Она вырастет.
— Уже улетела.
Юдите приоткрыла ресницы, улыбаясь, поглядела на Липста, обняла его и прижала к себе.
— Она еще прилетит, Липст.
Губы у Юдите в песке, лицо пахнет морской солью.
— Юдите, скажи мне…
— Ну что?
Теперь они оба стоят на коленях. Друг против друга.
— Почему ты поцеловала меня тогда, в Парке культуры?
— Тогда? — засмеялась Юдите. — Теперь уже не помню. Наверно, ты показался мне забавным.
— Ты, правда, не помнишь?
— Нет. Тогда я еще не любила тебя. А когда не любишь, поцеловать очень просто. Тогда это ничего не стоит.
— Юдите, поцелуй меня! Теперь!
Она приподнялась и, вытянув губы, легко коснулась щеки Липста.
— А теперь — не просто?
— Теперь тоже просто. Но совсем по-другому.
— Я не хочу, чтобы это было просто. Слышишь?
— Да, слышу. А где стрекоза?
— Юдите… В тот раз, на карнавале, ты увидела Шумскиса?
Она отвернулась. Ее рука медленно сползла с плеча Липста.
— Юдите, я должен знать. Иначе я не могу. Мы больше никогда не будем говорить об этом. Я обещаю тебе.
— Шумскис или другой, — начала Юдите, — все они одинаково противны. Со своими деньгами и лысинами, со своими «Волгами» и дачами. У всех у них есть жены, но они им больше не годятся — устаревших моделей. Им хочется поразвлечься с более молодыми и красивыми. Они себе могут это позволить…
— Поразвлечься? — Липст вскочил на ноги. — К черту! Какое это имеет отношение к тебе?
— Не будь наивным. Каждый вечер в зале сидит по крайней мере десяток шумскисов, которые после показа с удовольствием стояли бы у выхода и дожидались меня.
— Ты это всерьез?
Юдите устремила на Липста прямой горящий взгляд. Таких глаз Липст еще никогда у нее не видел. Сейчас они не доставляли никакой радости. Скорее он испытывал смутный страх и желание защититься от этих глаз, выстоять. Устоять перед красотой глаз и перед словами, которые безжалостно произносит Юдите.