Липст слушал захлебывающегося от восторга Сприциса, и перед его взором туманно маячила кирпично–красная физиономия Шумскиса. И тут же Липст вспомнил бутылку с яркой этикеткой «Мартель. Гордон блю» и бутылки на маленьком столе в комнате Юдите. И ему снова пришлось расшифровывать загадочный ребус, в котором существовала определенная, но еще не известная Липсту связь между Сприцисом, Шумскисом и этими бутылками. А может, к нему причастны и Юдите и он сам?..
— Если божьи люди могут торговать телячьими ребрами, выдавая их за кости Христа, велик ли грех продавать хороший армянский коньяк за знаменитое заграничное сусло? Люди испытывают потребность в поклонении. Одни перед костями Иисуса, другие перед заграничными этикетками. Для чего лишать их этой радости? У нас свобода вероисповедания.
— Благодарю тебя, Сприцис.
— За что?
— За армянский коньяк, который ты принес мне на день рождения…
— Стоп! Это был настоящий «Мартель». Честное слово! Мой единственный оригинальный экземпляр, так сказать, эталон фирмы. Я его достал у полупьяного бельгийца. Он хотел купить невесте янтарные бусы.
Они с любопытством смотрели друг на друга.
— Клянусь тебе, тот был настоящий! — божился Сприцис. — Друзей я не околпачиваю. Да еще в день рождения!
Хитро улыбаясь, он добавил:
— Я подумал тогда — ведь Липст один пить не станет. У него в гостях, наверно, будет нейлоновая принцесса Юди Жигур. Ну, думаю, пускай мисс разок попробует, каков на вкус настоящий «Мартель». Она знает толк в таких вещах…
Сприцис подмигнул, исподтишка наблюдая, как отзовется на собеседнике это замечание. Липст не обратил внимания на изменившееся выражение лица Сприциса. И подчеркнутая интонация тоже прошла мимо его слуха. Но то, что Сприцис отдал единственную бутылку настоящего «Мартеля», растрогало Липста.
— Дай пять, Сприцис, — проговорил Липст. — Ты все-таки железный парень. Не сердись на меня.
— Людям свойственно ошибаться.
— Беру свои слова обратно.
— О’кэй. Обойдется. У тебя сегодня чертовски кислый вид. Неприятности?
— Всякое бывает.
Сприцис понимающе покачал головой.
— Жизнь коротка и несовершенна, — зевнул он. — С этим приходится мириться. Свинство существует испокон веков. Почитай историю. Почему именно мы с тобой обязаны улучшать мир? Да и можно ли его улучшить? Вот, скажем, в этом вагоне грязный пол. Так что ж, мы должны немедленно снять с себя рубахи и начать мыть? Мы едем только до своей станции, а там сойдем. Незачем делать жизнь сложнее, чем она есть.
Липст не знал, что ответить. Слушая Сприциса, он мысленно продолжал спор с Казисом. Что мог он возразить? Сприцис высказал вслух лишь то, о чем умолчал Липст, но что логически продолжало его аргументы. Не согласиться со Сприцисом означало бы в той или иной степени признать правоту Казиса. Нет уж, спасибо! Это никак не входило в намерения Липста.
«Может, Сприцис отчасти и прав? — подумал он. — Я, конечно, согласен не со всем из того, что он тут наговорил. Человек должен жить по возможности лучше и красивее, без ненужных трудностей и лишних осложнений. Деньги — не самое главное, но они отнюдь не мешают».
Пиджак Сприциса с покатыми плечами. Последняя мода. Как раз такой костюм Липст недавно видел в журнале у Юдите. Химический костюм Казиса куда старомоднее… Сприцис сунул руку в боковой карман и вытащил несколько сотенных.
— Гляди, — сказал он, — вот ось, на которой вертится мир! Когда-нибудь, может, и перестанет, но пока что вертится на ней. Сегодня я тебя излечу от всех печалей. Куда пойдем?
— Пойду домой, спать. Ах, нет! У меня еще есть дело.
— Никуда я тебя не пущу. Будем лечить печали.
— Нет у меня никаких печалей.
— Будем пить самые лучшие лекарства. От печалей бывших и от тех, что ждут нас впереди!
Сприцис смеялся. Липстом помаленьку тоже овладевало нервное желание пуститься на какое-нибудь безрассудство. «Почему бы нет? — думал он. — Почему нет? Вот так, всему назло!»
— Полечимся, Липст. Ты еще не знаешь, какой я мировой врач.
— Врач обязан быть хорошим.