— Липст! Держи меня! Я падаю в обморок! Ты понимаешь! Победа! Победа!
— Наше предложение рассмотрит дирекция. Инженер Апсис считает, что обязательно внедрят.
— Урра! Липст! Нет, я сегодня определенно спячу! Как дважды два — четыре!
— Нам дают поощрительную премию.
— Победа! Липст! Налей мне, пожалуйста, воды. Нет, не надо. Бежим к Казису! Он должен быть дома.
Угис схватил Липста за руку и потащил к двери.
— Постой, Угис. Не бесись! К Казису сходишь после.
— Нет, идем сейчас! Он будет очень рад.
— Погоди. Сейчас не надо.
— Ура! К Казису!
Угис тащит Липста с невероятной силой. Это не худышка Угис, а настоящий электровоз. Липст не успел опомниться, как они уже в коридоре, у двери Казиса. Упираться дальше нелепо. Люди смотрят. Вон и старая Алма.
Угис спешит, он слишком взволнован, чтобы еще стучать в дверь.
— Ура! — врывается Угис в комнату.
Ликующий клич какое-то мгновение еще звучит, затем постепенно замирает. Посреди комнаты стоит Казис. Казис с Вией. И Казис держит Вию за плечи. И Вия положила обе руки на плечи Казису.
Липст стоит сравнительно далеко, но видит, как на лице Угиса бледность чередуется с румянцем, как под дрожащими белыми ресницами ширятся и тут же сощуриваются неверящие глаза. Ноги по инерции делают еще шаг вперед, но туловище уже рвется обратно.
— Извините… Я… наверно, помешал. Я не знал…
Казис спокойно смотрит Угису в глаза, на его лице не дрогнет ни один мускул. Вия чуть отпрянула, однако не высвободилась из рук Казиса.
— Может, так оно и лучше… — проговорил Казис.
— Я видел, как сюда входила Вия… Хотел только сказать ей, что сегодня не смогу прийти в кафе «Мороженое»… Со временем не выходит… А то пришлось бы зря ждать…
Вия тряхнула головой и принужденно засмеялась.
— Спасибо, Угис. Я должна была тебе что-то сказать, но, кажется, опоздала. Теперь это уже не имеет значения. Я тебя всегда считала хорошим товарищем. Да, хорошим товарищем. Я думала, ты это понимаешь…
— Нет, Вия. Я жуткий дурак. Я этого не понимал. А теперь понял.
— Не сердись, что так получилось.
— Чего тут сердиться?..
Угис круто повернулся и выбежал из комнаты. Липст не может так быстро прийти в себя от замешательства и какое-то время не двигается с места, затем, не произнеся ни слова, следует за Угисом.
У себя в комнате Угис падает на постель и зарывается лицом в подушку. Он лежит, свернувшись в клубок, подтянув колени к самому подбородку. Немного погодя входит Казис.
— Давай-ка поговорим по душам, — предлагает он. — Мы друзья, но, оказывается, у нас были свои секреты.
— Больше мы не друзья, — Угис вскакивает и становится напротив Казиса. — Знаю, виноват во всем я один. Но я не могу! Из-за Вии я всегда буду завидовать тебе, и это будет грязная, подлая зависть. Мы больше никогда не будем друзьями!
— Почему?
— Потому, что я Вию… Черт возьми, неужели ты действительно не понимаешь?
— Мне и в голову не приходило!
— Я так гордился нашей дружбой…
— Ну что ж, теперь хоть все стало на свое место. Ради дружбы можно поделиться последним куском хлеба, последним глотком воды, последним патроном, но любовью поделиться нельзя. И отказаться от нее тоже нельзя — на, мол, бери… Вчера я все сказал Вии, и она…
— Тебе незачем объяснять. Я достаточно насмотрелся на себя в зеркале.
— Угис… Ты всегда будешь моим лучшим другом. Даже если станешь врагом мне.
— Уйди, Казис! Сейчас уходи. Прошу тебя!
Дверь за Казисом притворяется медленно и с грустным скрипом. Угис тупо смотрит в пол. «На него свалилось двойное горе, — думает Липст. — Вместе с любовью он теряет и друга».
— Я никогда не выигрывал ни в одной лотерее, — сказал Угис. — Наверно, для меня годится лотерея с одним билетом…
— Ничего, когда-нибудь ты еще выиграешь, — отозвался Липст. — Определенно. Самый большой выигрыш.
— Не утешай меня. Дураков незачем утешать, дураков надо бить.
Угис сел к столу и стал выгружать портфель.
— Что ты собираешься делать? — спросил Липст.
— Буду учить химию. Сегодня последний экзамен. Теперь буду думать только об экзамене. Двадцать седьмой билет: «Органические кислоты. Катализаторы. Промышленные способы получения искусственного волокна». Эх, Липст, хорошо такому вот искусственному волокну — ни сердце у него не болит, ни ревность не мучает! Друзей тоже нет…
— Не мели чепуху.
Липст отошел к окну и закурил. «Угиса жаль, но как он мог быть таким слепым? Ну, пусть я ему не сказал — очень плохо, но где были его собственные глаза? Ходил шальной от любви и ничего не ридел. Я вот тоже люблю Юдите… Люблю так, что сильнее уж нельзя любить… — Вдруг Липста охватил ранее неведомый ему страх. — А что, если я тоже слепой? Если я тоже хожу словно с завязанными глазами?»