Липст постепенно замедляет шаг. Что это за улица и куда она выходит? А впрочем, какая разница! Где-то позади осталась больница, бредовая поездка в одной машине с Юдите, с Казисом, с Шумскисом. Впереди — ничего. И странно, что в небе еще светит солнце, спешат, смеются люди, смотрят друг другу в глаза, уезжают в далекие города. Как будто все в порядке, будто ничего и не произошло. Липст озирается по сторонам с грустным недоумением.
«А я сам? Как упавшие на пол часы. Потрясешь — колесики крутятся, механизм даже тикает. Но какой от этого толк, если главная ось обломилась?»
Липст останавливается. Мысли перемешиваются со жгучей горечью, которая заполнила пустоту в груди, подступает к горлу, давит на веки. Хватит думать! Довольно!
Липст идет к ближайшей скамейке и садится. «На сегодня хватит! Подумаю завтра, на свежую голову». Он закрывает глаза и сидит, не дыша, только прислушивается к тысячеголосому говору города, шуму моторов, смеху и вздохам прохожих, к обрывкам разговоров, к беспорядочным звукам смешавшейся с ветром музыки. Но за всем этим Липст даже с закрытыми глазами видит Юдите. Он слышит сказанное тихим шепотом: «До свидания!» — и тут же вспоминает, что полчаса назад расстался с Юдите, не простившись.
Свистнула электричка, и перед мысленным взором Липста возникло вспененное море у берега.
— Кому сливочный пломбир, пожалуйста! — выкрикивает старческий голос.
«Любимое мороженое Юдите», — думает Липст.
Словно ножом полоснул скрипучий голос из приемника в такси:
Липст вскакивает. Щемящая боль гонит прочь. Он быстро идет дальше — безразлично куда, только бы дальше. «А я так верил тебе…»
Люди спешат, разговаривают, смеются. Липст бежит через улицу. Визжат автомобильные тормоза. «Я был таким же слепым, как Угис…» Он идет дальше.
— «Смейся, паяц…» — орет ему вдогонку репродуктор.
— Сливочный пломбир, сливочный пломбир! — не отстают от Липста выкрики мороженщицы, словно они прилипли к его подметкам.
— До свидания… — слышится девичий шепот.
Липст стоит в оцепенении перед пестрой кинорекламой.
«Со среды смотрите на экранах…»
Его пронизывает леденящий душу холод. «Среда, — думает он. — Странно! В мире по-прежнему есть понедельники, вторники, среды… Только нет больше Юдите…»
— Липст, Липст!
Липст оглядывается. Это Угис. И каким-то непостижимым образом тут же оказываются и больничные ворота.
— Я хотел к Казису, а меня не пускают. Давно не попадался такой болван сторож!
Угис заезжал домой переодеться. На нем выходной костюм. Белоснежная сорочка. Волосы смочены и приглажены, однако они уже готовы по обыкновению стать торчком. Лицо раскраснелось от быстрой ходьбы.
— Завтра, Угис! Сейчас Казису нужен покой.
Угис слушал, моргая белыми ресницами.
— Ему очень плохо? — спросил он немного погодя.
Липст пожал плечами.
— Как тебе сказать — трещина в затылке, левая рука в двух местах переломлена.
— Тогда еще не так страшно! Когда я увидел, как он полетел… Ей-богу, могло быть куда хуже… И это все она натворила?..
Липст смотрит Угису в глаза.
— …Ну, та размалеванная кукла, Угис попытался жестами изобразить прическу Юдите.
«Он издевается надо мной, — подумал в первый момент Липст и тут же спохватился. — Угис не знаком с Юдите, раньше никогда ее не видел…»
— Она тебе показалась такой уродиной? — спросил Липст.
— Паскуда первый сорт! Пока ты связывал кости Казису, она охорашивала прическу.
Липст молчал.
— Да и какая порядочная девушка будет раскатывать с таким стариком? Думаешь, это был ее отец?
Липст сделал неопределенное движение головой.
— Благодарю тебя за откровенность, — проговорил он наконец. — Я, наверно, забыл вас познакомить. Это была Юдите…
— Что ты сказал? — Угис подступил ближе. — Липст! Что ты говоришь? Не может быть! Скажи, что это неправда!
— Если бы я знал, что правда, а что неправда…
— По одной прическе нельзя судить о человеке. Ты ее знаешь лучше. Гораздо лучше. Поди знай, что за старик был. Может, товарищ по работе или… В Таллине мог случайно оказаться кто-нибудь из Риги…
— Не будем больше говорить об этом.
Угис схватился за голову и зажмурил глаза.
— Нет, нет! Тут какое-то недоразумение! Поверь мне. Я беру все свои слова обратно. Забудь все, что я тут наболтал.
— Казису от этого не легче.
— Казису нет… Тебе.
— Мне тоже, — сказал Липст.
Угис воздел руки к небу.
— Но ты же любишь ее! — воскликнул он. — Если любишь, надо верить!
Оба долго молчат. Липст машинально двинулся вперед. Угис за ним. Они идут рядом и думают каждый о своем.