Встреча
Каждое утро каждого понедельника начиналось не с рекламной чашки кофе, на которую у него никогда не было времени, а с мучительных размышлений о том, что он находится не на своем месте и занимается не тем, чем должен. Его родители, в прошлом убежденные марксисты, назвали своего сына в соответствии со своими политическими пристрастиями, махнув рукой на свою совсем не марксовскую фамилию. Так он стал Карлом Дубининым. К сожалению, к тому времени, как он окончил факультет журналистики, диалектический материализм окончательно вышел из моды, и теперь тридцатилетний сотрудник банальной желтой газетенки с завидной периодичностью задумывался о том, чтобы взять себе псевдоним. Что-нибудь типа Vassil Terk-in или Карлито Марксoff вполне устроило бы его. Правда, когда он однажды заикнулся об этом во время семейного ужина, родители его, мягко говоря, не поняли.
- Ты что, стыдишься своего имени? Зачем тебе псевдоним? – округлила глаза мать, а отец молча поднялся из-за стола и вышел в соседнюю комнату, откуда долго еще негодующе кашлял.
Так что, видно, ему на роду было написано оставаться Карлом Дубининым. Пусть так. Правда, с такими позывными ему не светит стать не то чтобы главным редактором – и отдел-то вряд ли доверят. О каком отделе ты говоришь, парень? – Карл мысленно дал себе превентивного пинка. Ты пишешь о выживших из ума старухах, от которых кроме «а вот в годы моей юности» ничего и не услышишь. Кому-то это интересно, конечно.
- Так, Дубинин, - главред всегда читал с листа, не глядя на своих подчиненных. Его лысина сегодня блестела ярче обычного, и работники редакции с трудом сдерживались, чтобы не отпустить по этому поводу какую-нибудь шуточку. – С тебя материал о Марии Степановне.
- Это которая звонила на днях? Картавая?
- Она самая. И она не картавая, кстати, у нее просто потрясающее грассирование.
- А можно… ээ… Может быть, кто-то другой напишет о ней? – Карл с надеждой взглянул на симпатичную коллегу, которая сидела справа от него и увлеченно жевала карандаш. – А я бы написал о забастовке нефтяников. Какая-то ротация ведь должна быть.
- У меня уже все готово, двенадцать тысяч знаков, могу выслать через полчаса готовый текст, - безапелляционным тоном заявила та, не вынимая инструмента творчества изо рта.
- Вот видишь, - покачала головой лысина. – В следующий раз. А сейчас – Мария Степановна.
- Да что там интересного? – у Карла не было сил спорить, но он все же решил попытаться оставить последнее слово за собой, чего, наверное, делать не следовало. Главный редактор возмущенно посмотрел на него поверх очков и воскликнул, при этом яростно сверкнув лысиной:
- Ничего себе! Да она самого Гумилева знала, между прочим! Тебе что, мало этого? Тогда я вообще не понимаю тебя.
- Откуда такая информация? – вяло поинтересовался журналист, сдаваясь.
- Из надежного источника, - многозначительно заявил редактор, что по сути означало только то, что надежность этого источника предстояло определить самому Карлу.
С такими аргументами сложно было спорить – и Дубинин вяло кивнул, признавая свое поражение. На душе у него было паршиво оттого, что он, с одной стороны, чувствовал себя тряпкой на фоне более успешных коллег, а с другой – ему действительно были интересны жизненные истории тех, кто в молодости имел возможность прикоснуться к небожителям. Куда делись все эти великие? Где они прячутся сегодня? Он бы с удовольствием написал о тех людях, знакомством с которыми на старости лет хвалятся все эти бесконечные мариистепановны и иваныфедоровичи.
Пропустив мимо ушей рассуждения о редакционной политике и рекламной портфеле, к которому имели доступ только избранные – он, понятное дело, в их число не входил, – Карл закрыл блокнот, поднялся и одним из первых покинул кабинет, в котором проводилась еженедельная летучка.
- Ну, ты и фрукт, - любительница карандашей подошла к нему сзади и дружески хлопнула по плечу. – Ты когда снова захочешь меня так подставить перед шефом, предупреждай заранее, я хоть подготовлюсь.
Карл пробормотал слова извинения, в мыслях послав собеседницу ко всем чертям – его всегда раздражали слишком уверенные в себе люди, а эта была как раз из их числа: смазливая, общительная, всегда в хорошем настроении. Боже мой, подумал Дубинин, ей, наверное, даже перегар пойдет – и откуда такие берутся? Идеальные черты лица в обрамлении черных волос, великолепная фигура, огромные глаза – нет, такого цвета просто не бывает. Вставила линзы? Неужели свои? Из детства вспомнилось: ядра чистый изумруд – как раз такими он их себе и представлял всегда.
- Ты вот что, - на прощание предложила девушка, которая, казалось, испытывала искреннюю симпатию к Карлу. – Если станет совсем невтерпеж, свисти – я подкину тебе пару-тройку тем. А главному скажу, что у меня завал. Лады?