Она надела белые медицинские перчатки и подошла ближе к Руслану. В этот момент для нее было не важно, кто он такой, знакомы они или нет, что с ним случилось. Для Наташки он был очередным пациентом — не больше, не меньше.
Она осматривала его долго, заставляла поворачиваться, поднимать руки, наклоняться. Я все ждала, когда она начнет расспрашивать меня о нем, однако Наташка сосредоточенно молчала. Она то и дело просматривала историю болезни, которую я передала ей, и хмурилась все больше. А я убеждалась, что не зря беспокоилась, не зря ее позвала и вытерпела этот скандал.
— Да, ты права, многое не сходится, — наконец объявила она. — Не понимаю… Он выглядит лучше, чем должен, и если этого добились в клинике, зачем им скрывать это? Зачем списывать на аномалию то, что они могли приписать себе в заслуги?
— Про клинику, думаю, можно забыть. Даже если я позвоню и начну расспрашивать об этом, они вряд ли ответят мне честно.
— Раз сразу не сказали, то и не ответят.
— О чем и говорю, — кивнула я. — Так что давай начинать с нуля. Что ты можешь сказать о нем?
— Для начала: он не только последние три года, но и последние месяцы жил очень активной жизнью. Он много ходит, бегает, прыгает, поднимает тяжести, у него отлично развита мускулатура. Ты ведь понимаешь, что этого не может быть?
О, я понимала это как никто другой! И не только из-за слов его лечащего врача. Я наблюдала за Русланом почти сутки и усвоила, что двигается он мало. Если скажешь ему — он пойдет. Если нет — будет стоять и пялиться в темноту. У него ни разу даже желания самостоятельно пойти куда-то не было!
— Может, это и правда аномалия мышечного развития? — неуверенно предположила я.
— Меньше слушай всякую ерунду! Дело не только в мышцах. Состояние стоп, мозоли на руках — все это указывает на то, что я тебе сказала. Он выполняет тяжелую физическую работу, Кать, причем регулярно. В больнице были условия для такой работы?
— Нет… По крайней мере, я ничего подобного не видела!
Если бы там пациентов заставляли работать, это вряд ли касалось одного Руслана. Однако другие пациенты были истощены и совсем не похожи на него!
— А еще он много времени проводит на свежем воздухе, — добавила Наташка. — Кожа обветренная, есть ровный, пусть и не слишком сильный загар. Судя по состоянию кожи, он часто бывает на воздухе без рубашки, но полностью голым — нет. И загар не тропический, это неяркое солнце, в принципе, соответствует нашим широтам. Если учесть, что сейчас ноябрь и загар частично сошел, можно предположить, что он сильно загорел летом.
— Мне нужно говорить, что это тоже невозможно?
— Нет, я тебе сама это скажу!
В «Серебряном бору» его точно не посылали бы загорать! Допустим, некоторых пациентов заставляли выполнять тяжелую работу — что уже маловероятно. Но это делали бы тайно, тщательно скрывая от посторонних глаз. Их держали бы в подвале или сарае, никак не на открытом воздухе! Это ж Подмосковье, а не глухая Сибирь. Если бы кто-то снял на видео, как пациентов гоняют на плантации, клинике пришел бы конец. Да и зачем им плантации? Я видела их цены, они отлично зарабатывают вполне законным способом!
Но где он тогда был? И зачем Анатолию Александровичу врать мне?
— Уже очевидно, что с этим мы так просто не разберемся, — признала я. — Давай перейдем к шрамам.
— Да уж, это большой переход… Слушай, Руслан ведь не служил нигде?
— Нет… Почему ты спросила? — насторожилась я.
— Потому что многие из этих ран просто нельзя получить в несчастном случае. Вот это — можно, это след открытого перелома. Но вот это — явно зажившее пулевое ранение, а тут его резанули армейским ножом, если я не ошибаюсь. А я вряд ли ошибаюсь, у таких ножей специфическое лезвие.
— И когда все это было?
— В разное время. В целом, здоровье у Руслана отличное, и рискну предположить, что раны на нем заживают быстро. Но даже так… Прости за этот вопрос, но когда вы расставались, что-нибудь из этого уже было?
— Нет, ничего…
— Ты не могла не заметить? — допытывалась Наташка.
— Ты издеваешься? Как я могла не заметить, что моего мужа пырнули армейским ножом!
— Готова поверить. Но раны все равно нанесены в разные сроки, и промежуток времени большой. Можно предположить, что первые из них Руслан получил как раз шесть лет назад.
Когда расстался со мной. Я действительно не знаю, что происходило в его жизни с тех пор. Но вряд ли он отправился на войну! Анатолий Александрович сказал, что пять лет назад у Руслана уже начали подозревать шизофрению. Получается, он был здесь, в России, и показывался врачам.