Нелегко думать о себе как о человеке, которого считают мёртвым. Я мог бы с таким же успехом думать о себе как о мёртвом. И, возможно, именно так поступают некоторые писатели, прежде чем начать писать. Они думают о себе как о мёртвом. Или думают о себе как о том, кого считают мёртвым.
Я всегда понимал, что люди, чьи имена на страницах моих книг, все мертвы. Некоторые из них когда-то были живы, но теперь…
Они мертвы. Другие из этих людей никогда не были живы; они всегда были мертвы.
Сегодня я думаю о людях, чьи имена на обложках книг: о тех же людях, которые писали страницы внутри книг. Я всегда считал, что все эти люди мертвы. Но раньше я полагал, что люди сначала написали страницы книг, а потом умерли. Они написали свои книги, а потом умерли. Сегодня я верю, что люди, которые написали страницы книг, возможно, умерли до того, как начали писать. Они умерли, или думали о себе как о мертвых, или думали о себе как о мертвых, – а потом начали писать.
В определённый день определённого года писатель пришёл к парадному входу моего поместья. Почему именно этот писатель пришёл именно ко мне? Когда я задал ему этот вопрос, он вежливо ответил, что на все мои вопросы я найду ответы, когда прочту книгу, которую он пишет. Книга будет о людях, которые живы и не умерли, и о лугах.
Однажды днем, когда над моими поместьями нависло больше облаков, чем обычно, в библиотеку зашел писатель и назвал мне свое имя.
Если бы я когда-нибудь видел это имя на корешке или обложке книги, я бы, возможно, вспомнил его сегодня. Однако я помню только, что писатель родился в Задунайском крае, в уезде Тольна. И, возможно, ты, читатель, должен заключить из этого, что нечто в почве этого уезда побуждает мужчин и женщин становиться писателями или читателями книг, или умирать, или читать о людях, которые умерли.
Если писатель уже умер до того, как посетил мой особняк, то человек, вошедший в эту библиотеку, был призраком. Будучи призраком, он мог стоять у любого окна любого особняка на Грейт-Алфолде, но он некоторое время стоял у окна, где иногда стою я, и смотрел на ряд тополей и те же почти пустые поля, на которые иногда смотрю я.
Если писатель книг был призраком, видел ли он тот же вид, что и я из своего окна? Я верю, что писатель книг видел призраки вещей из моего окна. Он видел то, что я, возможно, видел давным-давно, но не вижу сегодня. Возможно, он видел рукав колодца, которого я больше не вижу. Возможно, он видел мужчин и женщин, которые больше не живут в моих поместьях.
Я сказал своему гостю, писателю книг, что моя библиотека и мои поместья принадлежат ему. Но писателю книг хотелось лишь посмотреть одно за другим в мои окна и пройтись по краю моего парка.
Я прошёл с писателем книг до того места, где кирпичная стена сменяется железными шипами. Писатель оглянулся в сторону моей усадьбы. Он уставился на высокий забор вокруг теннисных кортов. Забор увит декоративным виноградом, и писатель книг видел этот виноград, когда его листья были красными – такими красными, что я предпочёл на них не смотреть.
Со мной говорил писатель. Кое-что он говорил на своём и моём родном языке, но иногда казалось, что он говорит на языке призраков, что ещё более тягостно. Он сказал, что напишет в книге, как краснота нависла над моим особняком, когда он навестил меня. Но он также сказал, что напишет и о белизне, которая видна из окна моей библиотеки зимним утром.
И я понял его слова так, что он также напишет, что зелень бросилась бы в глаза всякому, кто прошел бы по моим владениям и заглянул в колодец.
(Уитни Смит, исполнительный директор Центра исследований флагов, Винчестер, Массачусетс, и автор книг «Флаги сквозь века» и В книге «Across the World» ( Макгроу-Хилл, Великобритания), Мейденхед, 1975 г., говорится, что красный цвет происходит от флага Арпада в IX веке, который был полностью красным; белый цвет происходит от Святого Стефана, который ввел белый крест в национальный герб в XI веке; зеленый цвет — это зеленый цвет невысоких холмов, из которых поднимался крест.) Ближе к вечеру писатель увидел, что небо затягивается облаками, и сказал, что проведет ночь в моем поместье.
Мы с писателем пообедали вдвоем, а потом удалились в библиотеку и посидели у камина. Некоторые называли меня скучным человеком, но я знал, что писатель поджидает меня, как только вино сделает меня разговорчивым. Прежде чем он успел задать свои вопросы, я предложил ему сыграть в игру: я притворюсь писателем, а он – человеком, выглядывающим из окон своей библиотеки в усадьбе в медье Сольнок.
Автор книг рассеянно кивнул, и я предположил, что он согласился принять участие в моей игре. Я взял ручку и бумагу со стола и кратко изложил свои мысли.