Я наблюдал за этой молодой женщиной и в другие дни. Я видел, как она входила и выходила из белостенной хижины, где она живёт со своим
Родители и её братья. Впервые я начала наблюдать за ней в такой же день, как сегодня, весной прошлого года – а может, и в другой год.
Если бы вы, читатель, могли наблюдать за мной с того дня, как я впервые начал за ней наблюдать, вы могли бы предположить, что я наблюдаю за тем, как округляются икры её ног, как раздвигаются кости бёдер, как выступают из-под одежды холмики её грудей, как на её лице появляется выражение понимания. И теперь, когда всё это проявилось, вы можете предположить, читатель, что я наблюдаю за ней с удовольствием.
Я хорошо за ней наблюдал. Я всё ещё наблюдал за ней сегодня, когда угрюмый молодой человек из моих рабочих преградил ей дорогу и притворился, что споткнулся. Я видел, как мой бригадир позвал её в тень своего тополя, как он схватил её за голую руку, притворяясь рассеянным, и как он что-то сказал, приблизив лицо к её лицу и оглядываясь по сторонам, словно речь шла о деревьях или земле.
Я всё ещё наблюдал, как бригадир отвернулся, а молодая женщина подошла и села с другими работницами в тени тополей. Я даже видел в бинокль шевеление ветвей и мне приснилось, что я слышу шум ветра в листьях.
Эта девушка гораздо ниже меня ростом. Я не знаю, умеет ли она читать и писать. И всё же я смотрю на неё не то чтобы с удовольствием, а со странной смесью чувств. И до сегодняшнего утра я всё думал, как разговариваю с ней.
Я думал, что ограничусь лишь разговором с ней. Я бы поставил её на закате у ограды моего парка. Она могла бы стоять, надёжно спрятавшись под зелёными мохнатыми ветвями моих китайских вязов. С наступлением ночи мой самый доверенный слуга провёл бы её потайными коридорами в эту самую библиотеку. И здесь я бы подробно её расспросил.
Я собирался написать слова: Это странное признание, которое я делаю мой редактор ... Я чуть не забыл, что все эти страницы однажды лягут на стол ученого Гуннара Т. Гуннарсена в Calvin O.
Институт изучения прерий Дальберга.
Я писал о себе во сне. Я писал лишь для того, чтобы сбить тебя с толку, Гуннарсен. Я ни в чём не признался. Читай дальше, Гуннарсен, и узнай, какой я на самом деле человек. Читай правдивую историю, мошенник.
Я не тиран. Управляющий моими поместьями, или управляющие, находящиеся ниже него, или бригадиры, находящиеся ниже управляющих, – они могут быть суровыми людьми, но я не притесняю. Иногда я облегчал бремя вдовы или сироты, которые обращались ко мне с мольбами. Только в одном я не откажу. Если я попрошу молодую работницу фермы ждать меня с наступлением темноты у определённой калитки в ограде моего парка, то эта женщина должна ждать одна, когда мой слуга позовёт её.
Я не спрашиваю лично. Я передаю своё послание через того или иного из моих надзирателей. Строгий мужчина постукивает по локтю рукояткой хлыста. Молодая женщина опускает голову. Мой надзиратель бормочет несколько слов. Молодая женщина не поднимает головы; она услышала и поняла.
Если бы я размышлял об этом, я мог бы спросить себя, сколько молодых женщин, впервые услышав мои наставления, предполагают, что мужчина, к которому они придут ночью, – мой надсмотрщик. Я не сомневаюсь, что каждый из моих надсмотрщиков и мастеров выбирает себе определённых молодых женщин, и это хорошо известно среди батраков. Отцы и братья молодых женщин грозят кулаками за спинами надсмотрщиков или же шутят о суровых мужчинах. Никто не смотрит в сторону окон этой библиотеки. Если молодые женщины, посещающие эту библиотеку, после этого молчат, как все они клянутся, то я остаюсь скрытым. Здесь, за этим столом, я надёжно прячусь за другими мужчинами.
Я пишу тебе сейчас, Гуннарсен, потому что больше не мечтаю о том, чтобы мои страницы попали в руки молодой женщины.
Я пишу о молодых женщинах в моих поместьях для того, чтобы ты, Гуннарсен, задался вопросом, что еще я сделал, о чем еще тебе не рассказал.
Но ты напишешь мне ответ из своих апартаментов в Институте прерий. Ты напишешь мне о молодой женщине, которую я никогда не видел и никогда не увижу. Ты напишешь мне о молодой женщине, которая никогда не видела и никогда не увидит Великого Альфолда, но которая с восторгом вдыхает сквозь завесу падающего дождя аромат невидимых, но непреходящих земель, полого склоняющихся между реками Сио и Сарвиз.
Но потом я снова напишу тебе, шведский учёный. Я напишу тебе, что рассказали мне молодые женщины, когда я расспрашивал их в этой самой библиотеке, в ночи, когда я запирал двери и после того, как мой доверенный
Слуга приготовил кушетку в соседней комнате, которую я называю своим кабинетом, и тот же слуга внёс в библиотеку серебряный поднос, бутылку вина и стаканы. Я напишу вам о молодых девушках тех времён, когда я ещё не видел, как они входили и выходили из своих белостенных хижин, сажали деревья в углах моих полей или выгребали навоз из моих коровников. Я напишу вам о совсем детях: мальчиках и девочках, играющих вместе на берегах журчащих ручьёв.