Я вижу только разбросанные страницы; но другой человек, стоящий немного сбоку от меня, мог бы увидеть белые или серые облака всякий раз, когда он смотрит на мой стол.
Человек, сидящий немного сбоку от меня, мог бы подумать, что я пишу на облаках.
Он может даже предположить, что облака, которые он видит на моем столе, плывут к облакам на небе по другую сторону моих окон, или к облакам на стекле перед моими книгами, или даже к облакам по другую сторону корешков и обложек моих и других книг.
Но я не забыл, что однажды написал на одной из этих страниц, что собираюсь отправить эти страницы молодой женщине, которая видела себя во сне за столом, окруженной печатными страницами, и на каждой странице в верхней части было написано слово « Hinterland» , а где-то среди первых печатных страниц — предложение, объявляющее ее редактором всех этих страниц.
Я уже написал на странице среди этих кип страниц, что мужчины и женщины, чьи имена на страницах книг, или даже на корешках и обложках книг, все мертвы. И я уже написал на странице среди этих кип страниц, что страницы, на которых я пишу, – это не страницы книг. Но если эти мои страницы уплывут прочь от этого стола, и если страницы уплывут среди страниц, которые уплывут, словно облака в пространстве, подобном небу, за всеми этими комнатами, с книгами по стенам, то кто-то в будущем может найти одну из этих страниц дрейфующей и принять её за страницу книги.
Любой, кто найдёт одну из этих страниц и примет её за страницу книги, может подумать, что упомянутые на ней люди умерли. Я спрятал своё имя подальше от этих страниц, но любой, кто найдёт страницу в будущем, может предположить, что Гуннарсен, его жена или кто-то ещё, упомянутый на этих страницах как живой, умер в то время, когда я сидел здесь за своим столом и писал о таких людях. Любой, кто найдёт даже эту страницу в будущем, может подумать, что люди, которых я когда-то видел во сне в Институте прерийных исследований имени Кэлвина О. Дальберга, – те люди, которые иногда считали меня мёртвым, хотя я ещё жив.
Сегодня я думал о людях, которые уже умерли или скоро умрут.
Сегодня я не скажу, что никогда не заглядывал за обложку или корешок какой-либо книги, но сегодня утром я бы сказал, что не могу вспомнить, когда в последний раз поворачивал ключ в какой-либо из стеклянных дверец перед моими полками.
Сегодня утром я повернул ключ, раздвинул и снова придвинул к полкам стеклянные дверцы. Подняв глаза, я увидел корешки книг, на которых не было ни одного изображения неба или облаков.
Я решил заглянуть в пространство за обложками книг. Я решил посмотреть, какие слова пишут о людях, которые умерли или предположительно умерли. Я искал слова, которые увидел бы человек, стоящий чуть в стороне от меня – человек, который видит эти страницы дрейфующими и полагает, что я умер.
Много лет назад я увидел в одной книге несколько хвалебных слов в адрес Томаса Харди как первого автора книг о шуме ветра в крошечных колокольчатых цветках вереска. Но тогда я забыл найти книгу, где были бы слова, описывающие шум ветра, и даже не написал её название. Позже я забыл название книги, в которой впервые увидел слова о шуме ветра в цветках вереска, на страницах некоего произведения Томаса Харди.
Сегодня я вспомнила упоминание о ветре среди травы и цветов в последнем абзаце романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» . Я читала эту книгу трижды: сначала в 1956, затем в 1967 и потом ещё раз в 1977. За последние тридцать лет я читала книгу всего трижды, но сейчас перечитываю её чаще, как показывают даты выше. Эти даты также напоминают мне, что мне нужно перечитать «Грозовой перевал» до конца 1986 года. И ещё хочу отметить, что почти все дни за последние тридцать лет, когда я не читала «Грозовой перевал» , я пялилась на корешок или на уголок обложки. Я пялилась и мечтала о том, что вижу юношу-мужчину, девочку-женщину и луга.
Сегодня я встал из-за стола, снял книгу с полки, открыл последний абзац и прочитал его вслух. Абзац – это одно предложение, причём очень запоминающееся. Читая его вслух, я мечтал увидеть надгробия на могилах, рядом с которыми колышутся стебли травы, гроздья крошечных цветочков среди травы, а на заднем плане – неясный вид на вересковую пустошь. Я также увидел, что трава, могилы и вересковая пустошь – те же самые, что мне снились, когда я последний раз читал эту страницу девять лет назад, и когда я читал эту страницу девятнадцать лет назад.
Как и большинство людей, я мечтаю увидеть места, разглядывая страницы книг. Эти места всегда покрыты травой; я не продолжаю смотреть на
страницы книги, если бы первые страницы не заставили меня мечтать о том, как я вижу травянистые места.