В 1951 году моему отцу было столько же лет, сколько мне сейчас. Он жил с женой и тремя сыновьями в районе, где родился старший сын. Мой отец впервые жил в доме, который мог бы назвать своим, но он снова оказался по уши в долгах.
К первой неделе ноября 1951 года мой отец устроился управляющим фермерским хозяйством в районе лугов между рекой Овенс и ручьём Риди-Крик, к востоку от города Вангаратта, расположенного вдали от побережья. Отец не видел этого поместья, а с владельцем встретился всего на час, когда тот был в Мельбурне. Отец так хотел поскорее уехать, что уехал с семьёй и мебелью ещё до продажи дома. Продажей занимался агент по недвижимости, один из знакомых отца, занимавшийся скачками.
В начале ноября семья отправилась из района между прудами Муни и Мерри по шоссе Хьюм в Вангаратту. Трое сыновей сидели в кузове фургона на тех же подушках, на которых сидели три года назад. Рядом с ними сидела собака Белль, прикованная цепью к ножке перевёрнутого кухонного стола. Мальчики по очереди держали на коленях цилиндрическую жестяную банку из-под печенья, полную воды. В воде плавала пара золотых рыбок, предположительно самец и самка.
Утром, пока загружали мебельный фургон, небо было затянуто облаками, дул прохладный ветер. Но около полудня фургон пересёк Большой Водораздел, и небо внезапно прояснилось. Шоссе Хьюма в то время представляло собой извилистую дорогу с двумя полосами движения.
За медленно движущимся мебельным фургоном на большинстве извилистых участков дороги следовали автомобили. Мальчики в кузове фургона смотрели
заглядывал в лобовое стекло каждого автомобиля и изучал лица людей.
Если лица казались дружелюбными, мальчики махали. Иногда двое младших мальчиков поднимали собаку Белль и заставляли её махать лапой. Это заставляло людей в машинах яростно махать руками. Двое мальчишек хотели придумать ещё какие-нибудь трюки, чтобы развлечь публику. Но старшему мальчику, которому было почти тринадцать, стало немного стыдно, что его и его семью видят сваленными в кучу пожитками в грузовике, а их первый собственный дом – далеко позади, на дороге.
К полудню солнце припекало. Старший мальчик ощутил сухую жару внутренних районов, которую не чувствовал с тех пор, как три года назад покинул Бендиго. Когда фургон свернул с пустынной проселочной дороги в районе между Овенсом и Риди-Крик, лица, одежда мальчиков и ткань подушек были покрыты золотистой пылью, мелкой, как пудра. В жестяной банке из-под печенья вода покрылась кремообразной пеной.
В полукилометре от дороги, среди фруктовых деревьев и зелёных лужаек, стоял дом. Под широкой крышей из тёмно-зелёного железа, похоже, находилось по меньшей мере шесть больших комнат. Двери и окна дома находились в глубокой тени под верандой, тянувшейся вдоль фасада и одной из сторон дома. Большая часть этой веранды была скрыта за зелёными листьями лиан.
Старший мальчик поднялся на ноги в кузове фургона. Когда он встал, из складок его одежды высыпалась пыль. Он посмотрел на просторный дом из красно-коричневых досок под тёмно-зелёной крышей и на безоблачное, тёмно-синее небо. Он понял, что это вполне мог быть один из домов, в которых он мечтал жить после того, как женится и переедет жить на луга.
Из зелёных зарослей у дома вышла женщина. У неё были седые волосы, и мальчишкам в фургоне она показалась старой, но сейчас она была не старше меня. Она протянула каждому по апельсину и сказала несколько дружеских слов. Мальчишки поблагодарили её из своих масок из золотой пыли.
Женщина подошла к передней части фургона и представилась моему отцу, который вышел из кабины. Она была женой владельца недвижимости и жила в доме с верандой, увитой лианами. Если бы мой отец указал водителю фургона дорогу за следующий угол,
Пройдя по подъездной дорожке и затем по направлению к постройкам фермы, он обнаруживал, что дом управляющего фермой пуст и ждет его с ключом в двери.
Женщина вернулась в заросли. Отец снова сел в фургон, а водитель поехал дальше.
Дом, который нас ждал, представлял собой обшитый вагонкой домик с четырьмя маленькими комнатами. Комнаты были чистыми, на кухне были раковина и плита, но что поразило моих отца, мать, водителя фургона и даже троих мальчиков, так это то, что с двух сторон к домику примыкали загоны для овец.
Перед коттеджем и с одной из его сторон росла небольшая лужайка – участок зелёной травы шириной в два-три шага. Лужайка была огорожена прочным забором из проволоки и дерева, явно предназначенным для защиты от бродящего скота. Но с двух других сторон коттеджа забора не было, и трава не росла; коричневые стены самого коттеджа, обшитые вагонкой, служили частью внешнего ограждения лабиринта овечьих загонов, соединённых с серебристо-серым сараем для стрижки овец, расположенным примерно в сорока шагах от него.