Выбрать главу

прикасается к лицу юноши-мужчины, усыпанному веснушками, и выхватывает на его щеке одинокую слезинку. Слезинка подчеркивает одну красновато-коричневую веснушку. Женская рука начинает поглаживать глиняные волосы, выбившиеся из-под приплюснутой шляпы юноши-мужчины. Рука исчезает, а затем возвращается, держа в руке маленький белый платок. На уголке платка вышита веточка листьев и плодов дерева, которое на моём языке называется шелковица. Рука с платком вытирает слезу со щеки, а затем и все слезы с глаз. В церкви начинает звонить колокол.

Теперь я тоже стою на этом месте. Мои ступни густо-красные, и в красноту вкраплены зеленовато-серые пятна. Ноги тяжелы на подъем, и я удивляюсь, почему люди вокруг меня ступают так легко.

Я подхожу к низкому столику и группе стульев в пяти шагах от двери моего редактора. Я сажусь в кресло, сильно откинувшись назад, и опускаю глаза.

Я поднимаю взгляд и вижу, что дверь с надписью HINTERLAND закрыта.

Вокруг меня за низким столиком сидят мужчины и женщины, держа перед собой развёрнутые обложки иллюстрированных журналов. На обложках журналов лучи жёлтого света падают на белые церкви, на деревья с оранжевыми или красными листьями у тёмно-зелёных ручьёв и на мальчиков-мужчин, идущих к ручьям. У мальчиков-мужчин на плечах удочки, а между передними зубами веточки или стебли травы. Луч солнца касается лица одного из мальчиков-мужчин и выхватывает слёзы. Монотонно звенит маленький колокольчик. Я всматриваюсь вдаль, в картины вокруг меня, в поисках какого-нибудь другого места, куда могли бы идти некоторые из мальчиков-мужчин. Но все мальчики-мужчины, и даже мальчик-мужчина со слезами на лице, идут к ручьям в Америке.

Я встаю со стула и смотрю на журналы на низком столике.

Каждое название журнала написано на американском языке. На обложках некоторых журналов изображены нечёткие луга под серыми облаками, но ни одно из названий на этих обложках не относится к Хинтерленду.

Из-за угла появляется юноша в тёмно-серой ливрее с золотой отделкой. На серебряном подносе он несёт бутылку виски, стаканы и банку с серебряным механизмом на крышке. Он толкает дверь с надписью «HINTERLAND» и входит, не постучав, оставляя дверь открытой. Я отчётливо вижу стол и человека, сидящего за ним. Это мужчина в американском галстуке-бабочке с белыми пятнами на чёрном; он мне незнаком.

Мальчик-мужчина ставит серебряный поднос на стол. Мужчина в пятнистом галстуке-бабочке наливает виски себе и ещё одному человеку, которого я не вижу. Затем мужчина в галстуке-бабочке запускает механизм на кувшине, и пенящаяся вода хлещет в стакан, который предназначается человеку, которого я не вижу. Мальчик-мужчина поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но мужчина в галстуке-бабочке делает ему знак и наливает немного виски. Мальчик-мужчина наконец улыбается.

Я снова смотрю на стол перед собой. Мне хочется ещё раз взглянуть на фотографию мальчика-мужчины со слезами на лице. Фотография не там, где я видел её в последний раз. Я смотрю на обложки журналов перед лицами людей за столом. Одно лицо скрыто за болотами, над которыми кружат стаи птиц, в округе Буэнос-Айрес, далеком, но не так давно.

Лицо молодой самки скрыто за равнинами округа Мельбурн, где растут колючие кустарники и лежат камни и валуны.

Среди людей, чьи лица скрыты за плоской поверхностью, — молодая женщина в шёлковых чулках. Судя по форме ног и другим приметам, это та самая женщина, которую я называл своим редактором, когда жил на Грейт-Алфолде.

Перед лицом женщины в шёлковых чулках открывается вид на столь ровный и бескрайний ландшафт, что он может находиться только в степях Центральной Азии. И теперь я знаю, что эта женщина – мой редактор. Эта женщина с ногами в шёлке и лицом, скрытым за травянистой пустыней, – Анна Кристал Гуннарсен, и она вот-вот посмотрит на меня после всех этих лет. Она спряталась здесь со своими сторонниками, чтобы отвоевать комнату, стол и книги на полках, которые должны принадлежать ей, и вот-вот умоляет меня помочь ей.

Но я не хочу, чтобы эта женщина смотрела на меня. Она посмотрит мне в лицо, и мне придётся с ней поговорить. Мне придётся объяснить ей, что я имел в виду, говоря обо всех этих страницах, которые исписал, когда был мужчиной в библиотеке поместья, а она – молодой женщиной, глядящей на прерии своей мечты близ города Идеал. Всё это слишком сложно объяснить.