— А почему именно ты? Так жрецы решили?
— Нет, при чем тут жрецы... А что, я должен был свалить это на других?
Альнери задумалась. На войне нож, забравший чью-то жизнь, пробовавший кровь врага — сильный оберег. О лучшем новичок не смел бы и мечтать.
— Тогда, по справедливости, я должна передать тебе меч...
— Да они мне каждый год дарят мечи и кинжалы свои. Оставь себе. Будет что вспомнить.
Альнери перехватила поудобнее шершавые, нагретые солнечным светом ножны. И правда, будет память — но не о кочевниках, которых она не успела узнать, а об этом удивительном дне.
Разговаривая с ней, он слегка опустил платок, и Альнери рассматривала его черты. Не верилось, что он вообще мог кого-то убить, тем более во сне. Интересно, какое у него было лицо, когда он это делал?
— Ты не можешь рассказать подробности о том задании, да?
— Не могу, да и не хочу. А что ты хочешь узнать?
— Любую деталь, которая не секретная.
— Которая не секретная... — повторил он, не отводя от нее взгляда. — Мне пришлось долго наблюдать, ждать ночи. Я выжидал. Перед входом в дом лежал лавранский флаг, и входящие вытирали о него ноги.
Альнери вздрогнула и отвернулась. Кводон утешительно похлопал ее по плечу.
— Какие вы, новобранцы, впечатлительные... Этого следовало ожидать, разве нет?
***
— Тебя можно брать с собой на переговоры, — задумчиво сказал Кводон, когда они летели назад.
— Ага, с дикарями. Слушай, а чего они не поставят себе солнечные батареи хотя бы?
— А зачем? Им и так нормально. Они себя прекрасно чувствуют, не заметила?
— Всегда можно сделать лучше, — улыбнулась Альнери. — Так ты мне недавно сказал, помнишь?
— Не все так думают. Есть кочевые народы, которые перенимают от цивилизации все, что только возможно. Они воображают, что боги создали остальные народы, чтобы те изобретали для них удобства. А есть такие, как Изгнанники — считают, что им хотят впарить то, без чего они прекрасно обходились поколениями. Кто знает, может, они и правы по-своему. Хотя современное оружие они все-таки переняли.
— А мечи?
— Дань традиции. Нескоро еще отомрет.
— Вы договорились о чем-то?
— Я не договариваться летел. Хотел разузнать обстановку. Они-то много где бывают, все знают здесь, через границу переходят.
В темноте под ними сияли малочисленные огоньки. На горизонте резко выделялись колыхающиеся языки пожара. При взгляде на них у Альнери снова заныло сердце, перебивая впечатления от прекрасного дня. Где-то там не прекращается отчаянная борьба с огнем и дымом, тяжелая, изматывающая.
— Какой же шах все-таки ублюдок, — тихо сказала она, закрывая глаза.
— Думаешь? А я наоборот его даже зауважал после этого.
Альнери вытаращилась на Кводона, не в силах поверить, что он действительно это сказал.
— Чего?..
— Нет, для жителей это ужасно, несомненно. Но отчасти я его понимаю. Может, и я бы так же поступил на его месте. Вспомни, ведь он считает эту землю своей. Никто не знает, на что способен, когда приперли к стенке.
— Ничего подобного! Наоборот: не свое — не жалко.
— Тоже возможно. Но в этом есть что-то от стремления умереть, но не сдаться. Это похвально.
— Легко не сдаваться за счет других, — пробурчала Альнери, снова оглядываясь на горизонт. Он был золотистым и страшным. Чем выше они взбирались, тем меньше становились огненные точки и больше — клубы черного дыма.
***
Засыпала Альнери в беспокойстве. Хотя здесь она не испытывала и сотой доли нагрузки, доставшейся им на отборе и обучении, морально было тяжелее именно сейчас.
Поначалу было еще ничего. Она прислушивалась к историям, которыми обменивались остальные, и это отвлекало. Лесник, обожавший скабрезности, долго распространялся о том, какие сочные сиськи он встретил в городе.
Но вскоре он выдохся, а остальные притихли, отгородившись наушниками. Альнери осталась наедине со своими тревожными мыслями.
Чтобы отвлечься, она вспоминала прогулку, пустыню, Изгнанников. Изгнанники были непохожи на ахарцев, а ахарцы — на соотечественников Альнери. Люди есть люди, и везде они одинаковы, но все же бытовые различия оставляют свой отпечаток. Ахарцы не имели права владеть огнестрельным оружием, поголовно проходили обязательную службу в армии, зависели от коррумпированных чиновников.
Становились ли они от этого хуже? Альнери не сомневалась, что нет. Но все же бросалось в глаза, что у них другая осанка, другие лица, иная атмосфера. Они показались ей какими-то... задерганными и нервными, что ли?
Лавран, в свою очередь, был известен независимыми судами, а также тем, что единиц гражданского оружия в нем было больше, чем жителей. Армия уже двести лет была полностью контрактной. Самый бедный человек мог победить в суде аристократа, если тот был неправ. Разве что ближайшая родня правителя обладала определенными привилегиями, но они ухитрялись ими не злоупотреблять.