А быт? Генмоды относились к нему по-разному. У кого-то порядок и педантично разложенные вещи, у других полный хаос. Альнери с Квинтором относились скорее к последним.
И вот теперь она будет правительницей... Надо, наверное, хотя бы перестать пить воду прямо из крана и бросать одежду на пол.
Поэтому она обрадовалась, когда они перешли в западное крыло. Там находились технические отделения, спальня Кводона, старые заброшенные помещения вроде котельной и спуск к подземному бункеру с секретными туннелями до города. Здесь все было как столетия назад, разве что добавилось электричество. Кирпичные полы, стены и своды; какие-то армейские железные ящики в нишах.
Это была неотапливаемая часть крепости, холодная и почти неосвещенная. Альнери поняла, что легенды были правдой, и аскетичная комната правителя действительно окажется таковой.
Они поднялись по скрежещущей железной лестнице на самый верх. Кводон открыл металлическую дверь и отступил в сторону, пропуская ее.
— Свет, — скомандовал он, и лампы засияли тонкими горизонтальными полосами на стене, позволив Альнери осмотреть помещение.
В глаза бросался одинокий шкаф, старый, широкий, с множеством отделений. Со шкафа сиротливо выглядывал доисторический фонарь, грязный, со стеклом настолько темным, что казалась сомнительной его способность что-то освещать.
В компанию к шкафу шла только голая пустота. Слухи о том, что правитель спит на полу оказались чистой правдой. Действительно, зачем спать в тепле и на мягком, если ты генмод и холод тебе не страшен. Альнери представилось, как вечером он развернет какой-нибудь кусок старой ткани, по виду двоюродный брат фонаря на шкафу, и царским жестом предложит ей отдохнуть на этом с дороги.
Она заглянула за боковую дверь. «Санитарно-гигиеническое отделение» — вот как она бы назвала этот закуток. Слова вроде «ванная комната» казались слишком уютными для этого.
«Умные лампы, значит, у него есть, а все остальное, типа, для слабых духом?» — промелькнула изумленная мысль.
— Я прямо слышу твое разочарованное молчание, — ехидно произнес Кводон, наблюдая, как Альнери с вежливым отвращением знакомится с новым домом.
Она изобразила извиняющуюся улыбку.
— Просто я представляла твою спальню совсем иначе. А тут... У меня какие-то казарменные флешбэки, если честно.
— А как ты представляла?
— По-другому. Я думала, у тебя тут целый этаж... или два. Шкуры зверей на стенах, на шкурах — коллекция оружия. Всякие высокотехнологичные штуки. Предметы искусства из тех стран, в которых ты бывал. И горящее бревно в центре, типа очаг.
— Бревно-то зачем?
— Не знаю, аутентично. Суровый такой стиль, отсылка к предкам.
— Это все только отвлекает. А насчет коллекции оружия, она была. Когда я был моложе.
— И куда делась?
— Раздарил. Это естественный процесс — сначала переживаешь стадию фанатичного собирательства, погони за лучшими образцами. Потом приходишь к противоположной точке, в которой остается лишь привычное, что годами было с тобой, что знаешь лучше, чем себя. Я понимаю, тебе сейчас непросто в это поверить, но думаю, что и тебя это ждет.
Альнери согласилась, что поверить в это действительно непросто.
— Если хочешь, можем все это устроить хоть к вечеру. Мне все равно, а если это тебя порадует, то запросто. Разве что я сомневаюсь, что смогу так быстро отвоевать у Ящера целый этаж. Но вся жизнь впереди, может, и успеем.
Альнери показалось, что быть более счастливой уже просто невозможно.
Она не знала, что щедрость Кводона объясняется назойливым чувством вины за то, что он собирался жениться на ней без любви. Это ненадолго отступало, когда он делал для нее что-то хорошее, поэтому к вечеру в комнате все было устроено.
Однако в форте Альнери была назначена еще одна встреча, куда менее приятная.
***
Табличка рядом с дверью наводила на нее уныние. «Фодий Кибир Лабеон». Чуть ниже: «Великий Квестор».
Так вот как на самом деле зовут Ящера. Наверное, только чиновники и помнят.
Еще ниже — девиз квесторов: «Решай во благо других».
Ну да, ну да. По рассказам и слухам у Альнери сложилось впечатление, что Ящер действует скорее для своего блага.
Не очень-то ей хотелось идти с ним беседовать, но ее никто не спрашивал. Альнери задержала дыхание, постучалась и зашла, не дожидаясь ответа.
Великий квестор выглядел совсем не великим. Скорее пожилым и угрюмым. Он махнул рукой, приглашая ее присесть в кресло для посетителей.
Ящер был не в духе. Печень побаливала, и вообще остро ощущалось, что организм у него не новый. Да еще с утра в голове застряло слово «висцеральный» и изводило его своей прилипчивостью.