Вот только драмы тут не хватало! Альнери схватила Гленна за шиворот и вытолкнула наружу.
— Руки за голову. Медленно идешь к двери, — сказала она, держа бугая на прицеле.
Он не ответил. В его глазах проступала боль понимания.
В следующую секунду в его пальцах словно из ниоткуда появилась небольшая капсула. Другой рукой он рванул вниз слой ткани с лица.
Нет, нет, нет! Альнери бросилась к нему, выбивая капсулу из его рук. Она не могла позволить ему умереть. Это был бы провал, который ей станут припоминать годами.
К сожалению, у него оставался еще один способ уйти из жизни. Избавившись от тканевой защиты, он сделал глубокий вдох и закашлялся, прижимая руки к груди. Ядовитый огонь заполнил его легкие.
Он убил свою душу...
Ну да ладно. Главное: еще пара вдохов, и он умрет уже по-настоящему.
Альнери подхватила его тяжелое тело, содрогающееся в пароксизмах кашля, и спиной вперед прыгнула в окно.
Треск рамы, звон стекла, полет и приземление...
Было бы круто, если бы не было так грустно. Альнери столкнула с себя маcсивную тушу бугая и поднялась, в который раз благодаря свою модифицированную прочность.
Со всех сторон к ним бежали люди. Их освещало пламя пожара, который никто не тушил. Можно было не сомневаться, что все, кто не успел выйти, уже мертвы. Ядовитый огонь, несомненно, добрался до их легких и лишил возможности двигаться и дышать.
На коже ощущалась сухость от огня и пощипывание от разъедающего газа. Она сняла шлем с балаклавой и окунула голову в бочку с дождевой водой, прогоняя жжение в носу и глазах.
Вынырнув, поискала взглядом спасенного. Медки грузили его в скорую. Он все еще кашлял и задыхался. Альнери успела заметить, что на шее у него была татуировка в виде буквы «зейн», такая же, как у нее на плече. Это произвело на нее большее впечатление, чем вся эта сумасшедшая ночь.
Как истинная лавранка, в чьей крови перемешались суеверия и представления о великом узоре из судеб, который ткут боги, она тут же принялась искать в этом особое значение. Есть ли какой-то потаенный смысл в том, что она спасла человека с таким же знаком?
Жрецы порой говорили что-то про симметрию судьбы — быть может, это она и есть?
Длинный хлопнул ее по плечу, отвлекая от раздумий. Глаза у него были в красных прожилках — видимо, последствия взрыва.
— Ну что, с боевым крещением?
Альнери пожала плечами. Если и так, то какое-то оно получилось нерадостное.
— Не надышалась?
— Неа. Слушай, как-то стремно вышло с этим газом...
Длинный только фыркнул.
— Ну а что ты хотела? Они жреца убили. Нечистым — нечистая смерть.
— Это да... Но все-таки там были и дети тоже.
— Угу, нас с тобой не спросили. Их родители сами виноваты, что не вышли сами и не дали выйти им. Все, пошли бумаги заполнять!
Глава 12. Изнанка вершин
Заглянув в новости, Альнери расстроилась. Связанные с ней делились на три типа: о свадьбе правителя; о том, что правительница вернулась к тренировкам сразу после празднеств; самый горький для нее вид новостей содержал неприятные предположения о ее времяпрепровождении в казармах до замужества.
Бездоказательность и едкая уничижительность этих статей ранила ее. О Кводоне и его братьях никто не смел писать в таком духе. Вот так: ни одного изображения со свадьбы, дабы не подвергать риску столь священный и мистический ритуал, но полная свобода распространять любые гадостные домыслы.
А вот то, что она вернулась к тренировкам, было правдой. Только они почему-то не помогали в подготовке в грядущей пустынной операции. Например, вчера генмоды вызволяли из лап «захватчиков» огромный авиалайнер на антитеррористических учениях. Суетясь под моросящим дождем со взрывчаткой и детонаторами, Альнери недоумевала. Неужели это означает, что где-то наверху передумали вступать в конфликт?
Сегодня же ей предстояло впервые присутствовать рядом с Кводоном на произнесении очередной всенародной торжественной речи.
Кводон обожал произносить речи, а люди обожали его слушать. Альнери тоже не оставалась к ним равнодушной, разве что иногда ловила себя на том, что ярче всего воспринимается начало и концовка, а в середине невольно задумываешься о своем.
Стоя на балкончике в тени занавесей, она смотрела то на людское море, то на экраны, ярко сияющие их увеличенными изображениями. Отсюда было заметно, что толпа — не отдельные люди, а именно их сумма, образующая что-то новое, всеобщее. Поскольку повод был радостный, толпа — немногие счастливчики, кому повезло поместиться на главной площади — исторгала в пространство воодушевление. Альнери чудилось, что его можно зачерпнуть рукой, как и гул, переливающийся над площадью. Всем мнилось, что настали радостные времена, и за столь значимым событием обязательно последует что-то хорошее, и хорошего хватит на всех.