Пока толпа азартно поддакивала и горячилась, Кводон вел их внимание продуманными и отточенными фразами. Расчетливо, как по учебнику. Альнери заметила это и смутилась. Но затем решила — не всякое ли искусство имеет свои правила? Какая разница, если каждый получает то, за чем пришел?
Ей казалось, что она стояла там весь день. Слаженные крики людей, отражаясь от домов, рождали эхо, и оно продолжало звучать в голове даже когда все закончилось. Оглушенная, уставшая, Альнери возвращалась к себе и думала о том, что видела в лицах людей: интерес, любопытство, и самое удивительное — терпение.
— Похоже, как будто заглядываешь в душу народа, верно? — спросил ее Кводон вечером, когда они остались наедине.
— Скорее, словно они заглядывают в душу мне, — подумав, ответила она. — Знаешь, таким испытующим, ожидающим взглядом. Они готовы ждать вечно, но чего?
— Смысла, — ответил Кводон. — Или последнего штриха к тем смыслам, которые у них уже есть.
В глазах его Альнери увидела проблеск чего-то снисходительно-покровительственного.
— Ты что, их презираешь? — предположила она.
— Я? Почему?
— Ну... За то, что они предсказуемые... Не знаю, управляемые. С банальными желаниями и жизнями. Не видели мир, как ты. Ограниченные, обычные.
— А, нет, не презираю, конечно. Обычные, да. Но они — субстрат, на котором вырастает необычное. Это тоже нужно.
***
Оказалось, жить в королевской резиденции-крепости очень скучно.
Странно, ведь это практически вершина мира, сердцевина страны, и какой страны — признанного гегемона планеты. Самые влиятельные люди собраны в форте, но почему тогда их жизнь такая тусклая и монотонная? И стоило ли так высоко забираться, думала Альнери, если все здесь такое унылое. Они словно не жили, а функционировали, выполняя каждый свои роли в едином механизме. Только у Волха, пожалуй, была яркая жизнь, но он о ней особенно не распространялся, ибо не знал в этом состоянии берегов и способен был утомить кого угодно.
Альнери не изменилась, зато изменилось все вокруг нее, и это было тяжело. Ей хотелось назад, в общежитие на базу. Там веселее: кто-то дебоширит, кого-то разыгрывают, жизнь кипит. Или на границу, на задания, где ясно, что делать.
Конечно, некоторая движуха порой происходила. Строго продуманная, расписанная до минут. Прибывали делегации разных стран, проходили неимоверно бесполезные заседания, совещания и встречи. Альнери быстро поняла, что реальные решения принимаются совсем не там.
Порой они с Кводоном посещали общественно значимые учреждения — культурные, военные, научные. Отправлялись на верфи и спускались в подземные биолаборатории. Там Альнери с удивлением открыла для себя, что она всем нужна. Люди окружали ее, все несли какие-то дары, но каждый хотел взамен протекции и выгод. Отовсюду смотрели жадные глаза, и одиночество среди них ощущалось еще отчетливее и острее.
Альнери старалась без необходимости не вылезать в цивилизованную часть форта. Они окружали ее в приемных, ловили в бесконечной череде позолоченных комнат, а она не знала, как вежливо объяснить, что она ничего не решает. Может, время власти и наступит для нее когда-нибудь потом, но сейчас они ждут ее напрасно.
Город с его небоскребами, мостами, шумной жизнью остался где-то вдалеке, хотя и был рядом. Каждый день она отбывала на тренировки, но затем приходилось возвращаться.
График, протоколы, хрустальные люстры, кортежи, охрана, одиночество.
Попадались и забавные вещи, вроде обеззараживающих упаковок для еды и предметов гигиены. Преграда на пути потенциальных отравителей. На этих упаковках неизменно стоял герб Лаврана — куда же без него! Но Альнери не с кем было посмеяться над этим. А какой смысл в новых впечатлениях, если их не с кем разделить?
Еще ей не нравилось, как меняются голоса людей, когда они заговаривали с Кводоном. В них появлялось нечто угодливо-подобострастное. Когда она видела, как взрослые мужчины вытягивают шеи вперед, ловя каждое его слово, ей хотелось отвернуться. А когда его не было, они имитировали его жесты, подражали интонациям: им казалось, это делает их значительнее.
Альнери поняла, почему ему нравилось бывать среди генмодов. Почему он предпочел не называть себя в их первую встречу. Почему он ценил этого мрачного Ящера: тот знал его с детства и не церемонился с ним.
Наконец стал понятен смысл голых облезлых комнат в старой части форта. Туда не пускали операторов, там не сновали советники и помощники, которые вечно что-то назойливо шепчут. Там Кводон мог отдохнуть от мрамора, позолоты и поклонения.
Правитель не принадлежит себе — об этом она догадывалась, но не представляла, насколько. А теперь и она, Альнери, себе не принадлежала.