Но было во всем этом кое-что еще, зацепившее ее внимание. Прислушиваясь к разговорам в форте, Альнери начала понимать, что отсрочка ввода войск имела некоторые последствия для экономики.
Отсрочка породила ступор и хаос, и в этот хаос немедленно погрузили свои щупальца хедж-фонды. Перекраивались рынки, торговались ценные бумаги, взлетела до небес стоимость инсайдерской информации. Вращались жернова неведомых ей махин, происходили обогащения и разорения, поглощения и слияния корпораций. Это была жестокая закулисная игра, победители которой почти никогда не становились известны общественности.
Однажды она спросила об этом Кводона, и он объяснил ей, что для знающих людей реакция на военные эпизоды была предсказуемой. Нарастание напряженности перед конфликтом — снижение котировок. Начало боевых действий — рост рынка. Внезапные вторжения без этапа напряженности — падение.
Альнери не оставляло смутное ощущение, что все это как-то касается ее, но она не могла оформить его в связную мысль. Оно тревожило ее на краю сознания, в хрупком состоянии между сном и пробуждением. И все же успевало ускользнуть.
***
Ближе к полуночи, когда большинство людей уплывало в город и в форте оставались только его обитатели, Альнери принималась бродить по нему, изучая планировку. Заглядывала в технические комнаты вроде электрогенераторной, переходила от сверкающих комнат в глухие закоулки и обратно.
В один из таких ознакомительных обходов Альнери наткнулась на девушку в общем зале, которая заинтриговала ее своим пристальным взглядом. Девушка вполне вписывалась в роскошный интерьер зала: аккуратные брови по последней моде, красивая прическа, из которой выбивалась одна прядка. Она периодически откидывала ее небрежным жестом, но прядка возвращалась обратно. Она была такая же загорелая, как и Альнери после пустыни, но ее загар был явно приобретен в более безопасном месте.
Альнери приветливо поздоровалась и назвала себя, старательно придавая лицу доброжелательное выражение.
— А я — Кха. Жена Кводона, — спокойно ответила девушка.
Это было произнесено с такой уверенностью, что Альнери растерялась и ощутила желание развернуться и двинуть из форта в казармы. И одновременно ноги вдруг показались такими отяжелевшими, что она не смогла бы сделать и шага.
— В... смысле? Жена Кводона — это я. У нас был обряд и все такое.
— Знаю, — кисло отозвалась девушка. — Я первая, ты — вторая.
— Правитель с правительницей могут быть только в одном экземпляре. Не бывает две или три жены, — возразила Альнери, но уже без особой уверенности.
А вдруг это не так? Существуют ли вообще законы, которые никогда бы не нарушались?
Лицо девушки стало насмешливым.
— У вас тоже был обряд? — тихо спросила Альнери.
— У нас был тот единственный священный обряд, который возможен между мужчиной и женщиной. И всевидящие звезды смотрели на нас, и свидетельствовали случившееся.
Альнери вышла из зала, не прощаясь. Она хотела найти Кводона, но вместо него наткнулась на Волха и немедленно поделилась с ним своей нежданной горестью.
— А, это Кха. Не смущайся, она слегка не в себе и считает себя кводоновой женой. Мы обычно не возражаем, но никаких прав у нее нет, так что тебе нечего бояться, а уж после обряда тем более.
— И почему она так считает?
Выяснилось, что отец Кха, властитель крошечной и отдаленной земли, прислал ее в форт пару лет назад, чтобы она мозолила Кводону глаза. Надеялся, что она понравится правителю и он возьмет ее в жены. Но кроме быстротечного романа ничего не вышло, и теперь Кха, не в силах смириться с поражением, представлялась всем и каждому как правительница и, кажется, сама начинала в это верить.
Появление Альнери ее не слишком смутило — на далекой ее родине мужчины имели несколько жен. Кводон путал Кха со своими поклонницами, забывал ее имя и происхождение, и ей оставалось только пить от горя.
— Жалеть ее надо, а не пугаться, — резюмировал Волх.
Однако Альнери не чувствовала в себе порыва жалеть эту заморскую девицу с именем, похожим на междометие. Была ли это игра на публику или нет, но выглядела она вполне уверенной в себе.
***
Вернувшись вечером в спальню, Альнери увидела, как горит, потрескивая, бревно, аккуратно приобнятое мелкими языками пламени. Дыма от бревна всегда было значительно больше, чем огня, но хитрые дымоуловители в вентиляционной системе притягивали его и фильтровали воздух почти начисто.
Разжег к ее приходу, зная, что ей это нравится. В душе у нее словно столкнулись шторм и солнечный свет.
Отсветы огня скользили по его коже, отражались в глазах. Над кроватью крест-накрест висели мечи кочевников, один из которых принадлежал ей. На секунду захотелось взять свой и гордо уйти в холодную ночь, но, к счастью, Альнери успела осмыслить свой порыв и ужаснуться его нелепости.