— И как это было?
Волх иронично приподнял брови.
— О, это было дико. Комната была действительно дырой — я постарался, выбирая. Все такое крошечное, не развернуться. Туалет один на весь этаж. Душ тоже.
Разбитое окно, жесткая неудобная кровать. Трещины в стенах. Как сейчас помню, какой-то лоскутный коврик с цветами висел... До сих пор помню рисунок подранных обоев. Иногда ветер из окна шевелил их, и вечером дрожащие тени метались по стенам — на год это был для меня единственный театр, театр моих собственных теней.
Открыл для себя общественный транспорт. В тот год в воздухе все время висела какая-то морось, как будто вуаль, знаешь? Я все время пропускал момент, когда подземка закрывалась... никак не мог привыкнуть, что есть какие-то ограничения. Шел пешком по пустынным улицам... Жил на окраине, и оттуда уходили поезда в пригороды, даже ночью шли. Я смотрел на них — такие целеустремленные, едут туда, куда мне не нужно, оттуда, где я не хочу жить...
— Тебя узнавали?
— Я отрастил бороду — с ней почему-то становлюсь совершенно не похожим на себя. Так что нет, не узнавали. Очень редко.
Волх улыбнулся, словно посмеиваясь над собой прошлым.
«Вот им заняться нечем, этим аристократам», — невольно подумала Альнери.
— Иногда я говорил себе: зато в огнях города есть своеобразная поэзия. В их ярком непрерывном сиянии было что-то утешительное. Раньше я только читал об этом в стихах, но не понимал. Кводон подкалывал меня, постоянно спрашивая, как мне живется. Я всегда отвечал, что хорошо, смеялся в ответ. Не мог проиграть ему, конечно же. Глупо, но я не мог: молодость, упрямство, все такое.
Он смотрел на нее с сочувствием, не переходящим, впрочем, в жалость.
— Я выиграл, вернулся, и больше никогда не интересовался его мнением. И тебе советую скорее придти к этой точке.
Легко сказать, горько подумала Альнери.
Слово за слово, Волх решил исполнить для Альнери старинный храмовый гимн.
Он пел, не делая паузы для вдохов. Альнери, ведомая звуками, погружалась, словно под воду, следуя за дразнящим обещанием — ощущением, что вот-вот вспомнит какую-то важную тайну, уже известную ей, но временно позабытую. Тайну, немыслимо близкую, ускользающую, хотелось ухватить и рассмотреть, если не запомнить, так прикоснуться. Ее посещали, сменяя друг друга, диковинные озарения: будто Волх не тот, за кого себя выдает; что если в мире выпить всю темноту, люди вспомнят свое прошлое все до конца и станут друг другу братьями; что озера в глубине леса опаснее всего в яркий день, когда в них заглядывают, обнявшись, два солнца.
Дрожа от нетерпения, Альнери прорвалась сквозь шелуху этого бреда к сердцевине непостижимого, пытаясь угадать хотя бы краешек. Заветное знание, завуалированное миражами, призывало не спешить. Страшно было заблудиться в них, страшно не успеть понять то единственное, что ждало за ними.
— Ты поешь, как жрецы, — тихо сказала она.
Волх слегка склонил голову.
— Спасибо. Это самый дорогой комплимент для меня. Успела что-то увидеть?
— Людей... Незнакомых мне, но радостных, объединенных чем-то. Показалось, что это были люди будущего — с другим образом мыслей... ценностями... Все другое. Но они счастливы, да. У них как будто есть что-то, чего мы даже представить еще не можем.
Они проговорили до утра.
Глава 14. Корни города
Квинтор почти забыл о случайной встрече с таинственной жрицей, но однажды, просматривая новости, увидел заголовок, от которого его сердце забилось быстрее.
Жрица младшего ранга обвинила Венарию в скрытом коллаборационизме
Служительница храма Артеоны Саландея в связи с заявлениями Венарии о ситуации на границе подвергла критике позицию знаменитой жрицы.
«Это откровенное попрание наших традиций и убеждений. Мы всегда защищали своих, и сейчас каждый из нас, зная о десятках убитых и раненых в ахарском конфликте, может думать только об одном: как положить этому конец, как не допустить того, чтобы эта беда пришла на нашу землю. Венария же заигралась в миротворчество, и вот уже и враги нам почти союзники, и наш правитель навязывает народу войну. Я не могу расценивать это иначе как пособничество лагерю противника. В самое трудное время, в момент, когда нужно сплотиться и задавить угрозу в зачатке — что она делает? Выступает ли она нашей опорой, как должна бы, соотвественно ее сану? Напротив, призывает нас трусливо молчать и делать вид, что ничего не происходит, пока Ахара агонизирует, шах буянит на чужой территории, а люди умирают. Я призываю каждого задуматься над этим и дать свою взвешенную оценку поступкам Венарии, не обманываясь ее высоким положением.»