На втором этаже она невольно замедлила шаг: кабинет правительницы был открыт.
Осторожно заглянув внутрь, Альнери смутилась. На полу, на пыльном ковре, прислонившись спиной к массивному столу, сидела грустная Кха. В руках у нее была почти пустая бутылка.
Странное это было зрелище: антикварная затхлая обстановка и красавица, одетая по последней моде, с выбеленными до серебристости волосами. Серебристость, видимо, сменила градиент в трендах этого сезона.
Альнери давно знала, что Кха пьет почти каждый вечер. После выпивки ее тянуло на приключения, и она уплывала в город, где брала одну из своих шикарных тачек и дрифтовала по пустынным ночным улицам, в том числе на главной площади, которая испокон веков была строго пешеходной.
Кводон не раз говорил ей, что это плохо закончится. Но Кха, казалось, совсем не волновало, что она подвергает себя и других опасности.
Кха вопросительно приподняла бутылку — мол, присоединишься? Альнери отказалась.
Ей не хотелось открыто признавать, насколько все плохо. Ведь Кха была в курсе насчет традиции лавранцев пить только от тоски, и наверняка бы внутренне злорадствовала.
— Почему у вас в стране мужчина не может иметь двух жен? — спросила Кха.
Альнери присела рядом с ней. Так это и есть легендарный кабинет правительницы? Она представляла его другим. Пустые шкафы, погасший экран во всю стену и пыль, пыль, пыль.
— Не знаю. А почему женщины не выходят сразу за двоих? Было бы удобно. Если поссоришься с одним, останется еще второй.
— Точно, — слабо улыбнулась Кха. — Я бы не возражала.
Они помолчали, думая каждая о своем.
— Я вот не понимаю, что изменилось? — продолжала Кха, которой этанол развязал язык. — У нас были разногласия, но не больше, чем у других. Он был всегда занят делами — так ведь на то он и правитель... Куда все делось?
— Просто у вас не сложилось, так бывает. А у нас получилось.
«Если это можно так назвать», — добавила она мысленно.
— Теперь ему даже мои сообщения по полдня идут. Он потом и не отвечает даже.
— А, это из-за сетки... У нас там короче теперь сеть металлическая. Блокирует внешнее излучение. Поэтому и не доходят.
— Чего? Какое излучение?
— Электромагнитное, — честно ответила Альнери, чувствуя непонятную вину перед бывшей любовницей Кводона. — Это моя идея была.
— Значит, и это тоже ты... Но как же так вышло? — тупо повторила Кха. — Ты совсем девчонка. И вдруг — жена. Я просто пытаюсь... логику... и не нахожу ее.
А вправду, почему? Альнери задумалась.
— Думаю, ему нужна была военнослужащая. Генмод — идеально. К тому же ты из другой страны. Своих наш народ принимает намного лучше.
— Военнослужащая... — Кха усмехнулась. — У нас их двести пятьдесят человек. Вот и все вооруженные силы.
— Почему ты не вернешься домой?
Кха вздрогнула.
— Если бы сразу... А сейчас — нет. Не могу, — путано призналась она.
«Тоже не хочет признавать поражение», — поняла Альнери.
— А почему бы тебе не породниться с нашими аристократами?
— Отец не допустит. Говорит, я должна быть женой равного. Правителя, не меньше.
— Если бы я слушалась отца, я бы сидела дома по уши в снегу и какой-нибудь унылой работе.
Кха сделала еще глоток.
«Мы обе ему не нужны», — подумала Альнери.
***
Вернувшись к себе, Альнери достала травяные капсулы — свадебный подарок Венарии — и приняла их одну за другой. Их кисловатая горечь была неприятной, но вроде Венария что-то говорила о прояснении сознания? Или вроде того.
Ни о чем не думая, она стала ждать действия.
Почти сразу ушло мрачное волнение, руки перестали дрожать, дыхание выровнялось. Альнери ощутила спокойствие, какого давно не испытывала. Она встала и сделала несколько бессмысленных кругов по комнате. В этом новом состоянии главным было отсутствие границ, каких-то привычных тормозов и личных буйков, за которые она не заплывала даже мысленно. Вдруг стало до страшного ясно, что сделать можно вообще все, и на это есть и силы, и решимость.
Чтобы отвлечься, Альнери решила занырнуть в просторы всемирной сети. Для этого пришлось открыть дверь, чтобы нарушить целостность клетки Фарадея и впустить сигнал.
Среди новостей ей бросилась в глаза цитата чужеземного дипломата, описывающего свою встречу с правительницей на недавнем приеме. Альнери прекрасно помнила, что не сказала ни слова за тот вечер, а между тем дипломат утверждал:
«Правительница Лаврана говорит мало и сдержанно, но речи ее наполнены рассудительностью. У нее приятная манера общаться. Она не любит камер и всеобщего внимания. Ей нравится современное искусство и общество сослуживцев — братьев по оружию.»