Стучат в наружную дверь. Аника вздрагивает. Кто бы это мог быть? Она бежит в сени, не успев согнать счастливую улыбку с лица. Знакомый мужской голос. Входит Авдриеску. Он меня не видит. Говорит, оборачиваясь к Анике, которая следует за ним:
— Я еще домой не заходил. С дороги прямо к тебе. — Андриеску берет ее за руку. — А что я тебе привез, Аника… — Он протягивает ей синий. пакет. — Вот, из Кишинева. Что же ты молчишь? Или не рада? Не хочешь от меня подарка принимать?
В этот момент Андриеску замечает меня. Переводит взгляд на Анику. Лицо у него бледнеет. Рука, держащая пакет, бессильно опускается.
Одна-две минуты проходят в напряженном молчании. Я встаю, потом снова сажусь, и, как бы движимые одним механизмом, мы произносим одновременно:
— Добрый вечер…
— Добрый вечер…
— Что же ты стоишь, Вася? — обращается к Андриеску немного пришедшая в себя Аника. — Снимай пальто. Наверно, устал с дороги? Может, чай поставить?
— Чай… Чай… — повторяет он рассеянно. — Нет, чая не надо. Чай мне и дома дадут. — Не раздевшись, он опускается на лавку.
— Ну, что хорошего в Кишиневе? — спрашивает его Аника. — Небось целый воз новостей привез из города?
Говорит она одно, а в голосе звучит другое: «Что же делать, Вася! Мне мил другой. Но я ведь тебе никогда ничего не обещала…» Андриеску чувствует это. На лице у него застыла принужденная улыбка. Вдруг он порывисто встает, и мои глаза встречаются с его недобрым взглядом.
— Посиди, Вася, — останавливает его Аника нерешительно.
— Третий лишний, — резко бросает он.
Аника, опуская глаза, провожает его к выходу. Но Андриеску быстро захлопывает за собой дверь, как бы говоря этим: спасибо за внимание, но я в нем не нуждаюсь.
Аника молча подходит к столу. Стоит спиной ко мне. Неужели плачет? Я подхожу, обнимаю ее, она слегка вздрагивает.
— Аника!..
Девушка тяжело вздыхает. Но не любит же она его! Нет, ей просто жалко Андриеску.
Аника вдруг живо поворачивается ко мне, кладет руки на плечи и жадно смотрит в глаза.
— Ты меня любишь, Аника?
— Нет, терпеть не могу, ненавижу! — смеется она, целует меня и легонько толкает к двери: иди, иди!
Я надеваю пальто, Аника застегивает на мне пуговицы. На дворе тепло. На безоблачном небе сияет серп луны, сонно мерцают звезды. В Реуте громко квакают лягушки. Иду медленно. В ушах не перестает звучать ясный голосок Аники: «Терпеть не могу! Ненавижу!» А потом смех, поцелуй…
И вдруг неподалеку, впереди, слышу голос Андриеску:
— Да, я только что из Кишинева. И Бурлаку приехал…
— Ну, ну? И что же дают нам?
А это уже Штефэнукэ. Наверно, только что встретились. Андриеску оживленно рассказывает о своей поездке. Да, они успешно съездили. Их принял первый секретарь ЦК, очень симпатичный, чуткий человек. Все понимает с первого слова… Он знает о нашей электростанции и даже был на стройке.
— Как, когда? Первый секретарь? — удивленно восклицает Штефэнукэ.
— Да, да. Вместе с Ивановым. Заехать в село у него не было времени. Но обещал, что скоро обязательно приедет к нам. И еще сказал, что наша станция — это стройка коммунизма. Да, так и сказал: стройка коммунизма. Правда, немножко поменьше, чем на Волге или на Дону. — Андриеску засмеялся и пропел строчку из армянской песни: «Извини, что хменыне, чем Тихий океан». — Все же мы делаем большое дело. Поэтому нам и помогают…
— Оборудование для электростанции дадут? — прерывает его Штефэнукэ.
— Дадут! — отвечает Андриеску. — Нам обещали в ЦК и на заводе. Дадут!
— А с кем вы разговаривали на заводе?
— С председателем завкома и с директором. — Завод берет шефство над нами. И о денежных средствах мы договорились. Кредиты нам отпустят. А часть все же придется взять из колхозной кассы.
— Ну что ж, не такие уж мы бедные, — соглашается Штефэнукэ.
Они еще долго беседуют, а я прячусь за деревом у обочины дороги. Положение не из приятных. Наконец, я выхожу из своего убежища.
— A-а, Степан Антонович, — приветливо встречает меня Штефэнукэ и пожимает руку. — Ну, я пойду. Мне еще сегодня надо с бригадирами потолковать.
Мы с Андриеску остаемся на дороге одни. С минуту стоим молча, а затем расходимся в разные стороны.
Шефы
Шофер останавливает машину возле гаража. Я спрыгиваю и собираюсь помочь Мике Николаевне. Но тут, откуда ни возьмись, Михаил Яковлевич. Он протягивает руки, и Мика Николаевна проворно прыгает прямо в его объятья.
— Мишенька! — восклицает она радостно. — Мишенька, родной мой! Поздравь меня! Как я рада! И тебя поздравляю. Что, забыл? Про свой день рождения забыл? Я все должна помнить. Слышите, Степан Антонович? У Миши сегодня день рождения. А меня райком комсомола рекомендовал в партию — сразу два радостных события!