- У меня ничего не болит, и я не малышка, - упрямо возразила она.
- А кто же ты?
- Я уже взрослая женщина, - объявила девочка. Я только хмыкнула в ответ, кивнув на смотровой стол скорее Ингу, чем ей.
Я в общем-то всегда нормально относилась к детям, и планировала лет через дцать, наверное, всё-таки порадовать маму внуками. Но это теоретически и издалека, а на практике я совершенно не понимала, как с ними нужно общаться. Я всегда была младшей, и подобному опыту просто неоткуда было взяться. Вот и сейчас я откровенно терялась и не знала, что делать и что говорить, чувствуя себя полной дурой.
- Ну, взрослая женщина, рассказывай, как ты себя чувствуешь? - поинтересовалась я, когда дориец подсадил ребёнка на стол.
- Хорошо чувствую, - солидно кивнула она. - Ничего не болит.
- Давай мы на всякий случай проверим, хорошо? Это не больно, - на всякий случай предупредила я, извлекая из шкафа портативный диагност. Небольшой универсальный приборчик был совершенно незаменимой вещью в любых дальних перелётах, где не было денег или места для регенератора, да и во многих остальных местах он входил в стандартную аптечку. Например, в крупных торговых центрах, правительственных учреждениях, он обязательно полагался экипажам полицейских служб при выезде на место происшествия. У нас даже дома жил такой приборчик, очень удобно. Здесь, правда, модель была понавороченней, чем дома, но основные принципы были те же. Нацепив широкий браслет на тонкое детское запястье и дождавшись, пока он плотно его обхватит, я опять обратилась к маленькой пациентке.
- Ну, вот. Сейчас пару минут посидишь, и мы будем знать обо всех проблемах, которые есть у тебя в организме. Главное, сиди смирно и постарайся не дёргать рукой, - я снова неуверенно улыбнулась и отвернулась проверить состояние большого пациента. Правда, дойти до цели мне не дал стоявший рядом Инг, который перехватил меня, рывком прижал к себе и уткнулся лицом в мою макушку.
- Не поверишь, но я успел соскучиться, - проговорил он. Я уже собралась ехидно высказаться в том ключе, что он подлизывается и пытается заговорить мне зубы, но случилось неожиданное. Малолетняя пациентка с рёвом спрыгнула со стола и принялась нас с Ингом распихивать. От такого поведения растерялись мы оба.
- Эй, маленькая, ты чего? - ошарашенно проговорил дориец, опускаясь на корточки. Пациентка этим тут же воспользовалась, повиснув у него на шее. - Тебе что доктор сказала, двигаться нельзя!
- Ты не можешь её обнимать! - возмущённо заявила Аманда.
- Почему? - растерянно уточнил он.
- Потому что я на тебе женюсь!
Нет, я понимаю, ревновать к восьмилетней малявке глупо. Но... кажется, меня начинает раздражать этот ребёнок.
- Аманда, ты же ещё маленькая.
- Неправда! И вообще, я вырасту очень скоро, и женюсь, и ты будешь обнимать только меня!
- Какая целеустремлённость, - иронично хмыкнула я себе под нос. Инг через детское плечо подарил мне ласковую понимающую улыбку, и я заметалась, не зная, как на это отвечать. Не то возмутиться, что он опять так легко считывает мои эмоции, не то тоже улыбнуться и умилиться: улыбка красила моего и без того обаятельного дорийца ещё больше. В итоге я пошла на компромисс, ответив ехидной ухмылкой и демонстративно скрестив руки на груди.
- Аманда, так нельзя себя вести, - спокойно и серьёзно проговорил мужчина.
- Но я хочу, чтобы ты меня не оставлял, - всхлипнула она.
- Мы можем с тобой дружить, друзья тоже часто видятся, - предложил он.
- Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? - нет, определённо, такими темпами её ждёт большое будущее! Основные женские хитрости уже освоены в совершенстве: шантаж, вымогательство... подкуп ещё остался, но до этого со временем тоже дорастёт.
- Нравишься, ты хорошая девочка. Но я очень люблю Варю, и я совсем ни на ком больше не могу жениться, - мягко проговорил он, глядя на меня и ласково гладя её по голове.
- Очень-очень любишь? - вдруг отстранившись, строго спросила Аманда.
- Очень-очень.
- По-настоящему?
- По-настоящему.
- А она тебя? - уточнила она, подозрительно на меня покосившись. Не знаю уж, что она надеялась углядеть, но я в этот момент сияла как маленькая сверхновая, и о спасённой девочке думала меньше всего.
- И она меня любит, - кивнул Инг.
- Тогда ладно, тогда я тебя отпускаю, - великодушно разрешила она. - Если люди друг друга по-настоящему любят, им никто больше становится не нужен в целом мире, - рассудительно добавила Аманда. - Мне так папа всегда говорил, когда маму вспоминал, - погрустнела она. Инг поднялся на ноги и усадил её обратно на стол, на этот раз присев рядом.
- Твой папа...
- Он теперь с мамой, я знаю, - она серьёзно кивнула. - Они теперь будут приглядывать за мной вдвоём, и им будет веселее.
Чтобы самым позорным образом не разреветься, я подобралась поближе к Ингу, прижавшись к его плечу. Чёрный гоблин побери, я и вправду становлюсь с этим мужчиной ужасно сентиментальной. Потому что прежде мне бы, конечно, стало жалко ребёнка, да и уважения она была достойна за эту свою рассудительность и разумность не по годам (пусть часть её и была заимствована у Инга), но вот такого щемящего ощущения с подступающими слезами и желания срочно устроить чужую жизнь я не испытывала никогда.
Хм. А может, - чем чёрт не шутит! - это не совсем мои эмоции? Просто вот так болезненно-остро я обычно воспринимала ощущения Инга. Наверное, именно потому, что они чужие и непривычные.
Впрочем, в тот момент меня всё это волновало мало. Ну, подумаешь, мужчина у меня чувствительный и сострадательный; я бы совсем не удивилась, найдя такую черту в характере дорийца, уж очень она ему подходила. Главное, стоило ему меня крепко обнять, и это ощущение пропало, мне стало хорошо и уютно.
В таком положении мы и замерли: Инг и прижавшиеся к нему с двух сторон мы с Амандой. Мужчина гладил девочку по голове, губами прижимался к моему виску и щекотал его дыханием. Просто тихая семейная идиллия.
И лучше не представлять, что при виде подобной картины могла сказать мама! А уж про Семёна вообще лишний раз вспоминать опасно: вдруг накликаю.
Идиллия продолжалась недолго, её прервало пиликанье прибора с руки девочки. Я с неохотой отклеилась от Инга и приступила к своим не очень профессиональным обязанностям. По счастью, у девочки (не считая нескольких мелких царапин и ушибов) наблюдались только некоторые последствия шока, - впрочем, минимальные и полностью обратимые, - и всё тот же лёгкий авитаминоз. Халтурила их докторша, определённо -- халтурила.
Кстати! Я-то получается тоже халтурю. Надо бы всему коллективу витаминчиков прописать, за компанию с пострадавшей.
- Ну вот, видишь, всё нормально, - ободряюще улыбнулась я. - Сейчас я тебе дам одно лекарство, чтобы всё было не просто нормально, а очень хорошо, и мы пойдём пообедаем. Ты голодная?
На это она торопливо закивала. Ещё бы! По меньшей мере, восемнадцать часов просидела под кроватью. Есть и спать она должна хотеть очень сильно. Я ввела ей лекарство, дабы полностью нивелировать все последствия шока, проверила второго клиента, процесс восстановления которого продвигался согласно штатному расписанию и без осложнений, и мы втроём отправились питаться.
После обеда клюющий носом ребёнок был определён в одну из свободных кают, а экипаж собрался на совещание в рубке.
- Ну что, Макс. Теперь все в сборе, рассказывай давай, что там за гниль? И, самое главное, чем она нам грозит, - мрачно велел Этьен.
- Я, честно говоря, не знаю, - смутился наш гений. - Это только теория, - поспешил оправдаться он со своей обычной улыбкой. - Я на неё случайно наткнулся в одном закрытом НИИ, я иногда их базы читаю, у них есть ряд очень интересных разработок. Так вот, эта теория была призвана объяснить вот такие исчезновения кораблей, как то, что произошло с "Молчуном". Темпоральная гниль -- это продукт жизнедеятельности чёрных гоблинов.