Федор Павлович интуитивно почувствовал, что обстановка накаляется. Свидетельствовали об этом резкие нотки в интонациях собеседника. Следовало вести себя с Касатиком более дипломатично. Иначе желаемого результата не добьешься.
— Не в нежности дело. — Лавр достал сигареты и вопросительно взглянул на хозяина. Тот кивнул, что позволило гостю уже без всякого стеснения закурить. — Сорвусь, дело провалю. Если все так просто — другого снаряди с мешком.
— Гордыня, Лавр. — Касатик подцепил с подоконника пепельницу и поставил ее перед депутатом Государственной думы. — Здорово тебе гордыня мешает.
— Может, это простое достоинство? — предположил Федор Павлович, глубоко затягиваясь.
— Какое еще достоинство?
— Человеческое.
Касатик нахмурился.
— У нас — свой аршин, — жестко произнес он. — Что достойно, а что нет.
— Касатик, я ведь вроде не с вами теперь, — осторожно напомнил Федор Павлович.
— Значит, против нас? — усмехнулся тот.
— Ну зачем эти цитаты столетние?
В разговоре снова образовалась пауза. Касатик поднялся на ноги, придвинул поближе миску с фаршем и принялся месить его обеими руками. На Лавра при этом не смотрел.
— Есть в них определенная логика, в столетних… — философски заметил он. — Да не бойся. Ты по совести вышел, чисто все сдал…
— Лучку бы добавить, — совершенно неожиданно прервал его тираду Федор Павлович. У него у самого-то вырвались данные слова непроизвольно.
— А? — Касатик повернул голову.
— В фарш, говорю, луку репчатого. — Лавр кивнул на миску, в которой бродили руки законника. — Собакам очень полезно для пищеварения. Вредные микробы дохнут. И глиста гонит.
В глазах Касатика вспыхнула неподдельная заинтересованность.
— А чего? Надо попробовать, — решил он. — Лук чуть потушится, остроту потеряет, духом мясным пропитается. Сожрет. Натуральный продукт. Отечественный… — Вор в законе расплылся в одобрительной улыбке. — Достань-ка в том шкафу, внизу. И шкурку сдери.
Лавр нагнулся к самому нижнему ящику встроенного шкафа, расположенного непосредственно у него за спиной, и достал одну луковицу. Мысленно Федор Павлович порадовался, что столь незамысловатым образом ему удалось разрядить атмосферу на кухне криминального авторитета.
— Доверяешь? — Лавриков взялся за один из ножей на столе.
— Нет, — просто ответил Касатик. — Заплакать боюсь. Лет двадцать не плачу. Слезные каналы все, наверно, усохли. И ни к чему их смачивать.
Ответ вполне устроил Лавра. С ножом и луковицей он отошел к раковине и на удивление ловко и быстро расправился с поставленной перед ним задачей. Прямо в ладони он рассек головку лука на несколько частей, сунул под струю воды и только после всех этих манипуляций протянул хозяину плод своих трудов. Касатик с любопытством следил за происходящим.
— На, — сказал Федор Павлович. — Теперь не защиплет.
— Ловко получилось, — невольно восхитился вор в законе.
Лавр хитро прищурился.
— А бывает, я заранее знаю, — отреагировал он, все еще стоя возле раковины. — Не получится ничего, один вред.
Намек был слишком прозрачным, чтобы Касатик не сумел его уловить.
— Вред мне от тебя без надобности, Лавр. — Он бросил лук в общую миску. — Наши дорожки — параллельные. Не захотел — договорились. Гуляй без Хомута. А на этого козыря охоторядского и правда любая шестерка выйдет. Сильно жадный… — Решение авторитетом было принято окончательно и бесповоротно. — Только руки вытри сначала и отмерь мне двести граммов овсянки. Вон стакан, потоньше. Но без горки чтоб, ровно по краешку.
— Отмерим двести без горки, — улыбнулся Лавриков. — Доза привычная…
У депутата будто гора с плеч свалилась. Давно он не чувствовал такого облегчения. Тем более после всех этих треволнений последних дней.
Глава 3
— Никого?
Два коренастых парня, оба в одинаковых куртках-ветровках, наброшенных поверх пестрых футболок, отрицательно покачали головой. Даже этот жест вышел у них синхронно. Заглянув в каждую комнату, в каждое нежилое помещение на загородной даче, они не обнаружили ни единой живой души. С такими неутешительными результатами ребятки и вернулись в общую комнату первого этажа, где грубым вопросом встретил своих верных исполнителей Мякинец.
Сам Юрий в обыске участия не принимал. Остался в столовой, склонившись, как фельдмаршал над картой, и уперев кулаки в покрытую белой скатертью столешницу.
Последней из комнаты Санчо и Клавдии выплыла Ангелина Виннер. Она, как и Мякинец, была здорово разочарована отсутствием положительных результатов.