— Лавр, на минутку… — тихо произнес он и недовольно мазнул взглядом по широкой улыбающейся физиономии Мошкина. — Только этого своего… Дантона сумасшедшего не бери.
С этими словами Геннадий Церенович ретировался обратно за дверь и замер в ожидании коллеги. Он явно чувствовал себя сейчас растерянным и подавленным, но пытался выглядеть строго. Лавриков появился в коридоре через две минуты. В руках он держал пару сложенных пополам листков бумаги.
— Вообще-то я — Федор Павлович, а не Лавр, — с ходу проинформировал он собеседника, разглядывая его через стекла небольших прямоугольных очков.
— Брось!.. — Кекшиев с улыбкой отмахнулся от этого высказывания, давая понять, что здесь все свои и настроены по отношению друг к другу крайне дружественно. — Позвонили сейчас… У меня дача горит.
— То есть как? — удивился Лавриков. — Почему горит? В буквальном смысле?
Геннадий Церенович тяжело вздохнул. Лавр, хоть и выглядел внешне рассеянным и безучастным, успел заметить, что руки у чиновника мелко-мелко подрагивали. Волнуется, значит. Боится. Это хорошо.
— В буквальном смысле пожар у меня на даче!
— Вот беда. — Федор Павлович с досадой причмокнул губами. — К пожарникам надо обращаться срочно. Может, отвоюют у стихии хотя бы часть имения.
— Не юродствуй!.. — Кекшиев нахмурился. — Что это?
— Три варианта. — Лавр поднял руки почти на уровне лица собеседника и принялся загибать пальцы. — Непогашенная сигарета, короткое замыкание или утечка газа. — Склонившись поближе к Кекшиеву, он понизил голос до шепота и добавил: — Вариант совсем фантастический — чей-то намек.
Бывший прокурорский сотрудник взорвался.
— Я не давал никаких письменных обязательств! — закричал он, нисколько не смущаясь тем, что его могут подслушать нежелательные в подобных обстоятельствах свидетели. — Никто ничего не докажет!
Лавриков был куда более спокойным и рассудительным, что, впрочем, было неудивительно. Ведь это не у него земля под ногами горела. Как в прямом, так и в переносном смысле слова. Он коротко оглянулся в конец коридора, заметил там маячившую спину уборщицы и вернул суровый взгляд на лицо Кекшиева.
— Вы взвинчены, Геннадий Церенович, — спокойно произнес Лавр. — И несете чушь. Вашим партнерам, не знаю уж по какой договоренности, не нужны ни доказательства, ни решение палаты о снятии неприкосновенности. Прикоснутся и…
Кекшиев не дал ему закончить начатую фразу, но Федор Павлович и не стремился это сделать. Все и так было предельно ясно без всяких дополнительных намеков. Чиновник протяжно застонал и обхватил голову руками. Никогда еще он не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Да будь иначе — и не пришел бы он сейчас к своему непримиримому противнику. Однако визит состоялся, потому как Геннадий Церенович знал, что если и есть сейчас на свете человек, способный помочь ему и вытащить из полного тупика, то этот человек — не кто иной, как Лавриков.
— Что им нужно?
— По-моему, речь шла о Хомуте, — тактично напомнил ему Федор Павлович.
— Я пальцем для Хомута сейчас пошевелить не могу. — Кекшиев кусал губы с досады. — Дай бог отбрехаться.
— Значит, теперь им нужна ваша голова.
— Зачем? — Глаза чиновника испуганно округлились и стали похожи на чайные блюдца.
— Вот и я думаю, — усмехнулся Лавриков. — Зачем такая голова? Разве что для музея истории эпохи… Заспиртуют в назидание грядущим поколениям.
— Хватит, хватит, хватит! — снова завопил как полоумный Геннадий Церенович, но Лавру уже надоела эта истерия, и он стремительно ухватил визави за руку чуть выше локтя. До боли сдавил пальцы, что заставило Кекшиева немного согнуться.
— Тихо ты… — уже злобно, с негодованием, прошипел Федор Павлович.
Кекшиев сглотнул и мужественно взял себя в руки. Открыто посмотрел в глаза собеседнику.
— Выход какой, Лавр? Компромисс. Можно ведь что-нибудь придумать?
— Можно, — успокоил его Лавриков. — Отдавай.
— Что?
— То, что всегда брал. Что было смыслом каждого твоего шага. Бога своего отдавай, — саркастически заключил серию намеков Федор Павлович. — Деньги.
— Какие деньги? — Глаза Геннадия Цереновича бегали из стороны в сторону.
Но Лавр, в свою очередь, совершенно спокойно развернул захваченные из кабинета листы, выбрал среди них один и протянул распечатку Кекшиеву.