— Что это значит? — недоуменно спросил Николай Андреевич.
— Это? — переспросил Форс, показывая на наручники. — Это значит, Астахов, что пока ты выиграл. Но только пока! И все, кто подставил меня, свое еще получат.
Милиционер не дал развернуться беседе, а посадил Форса в машину и увез, куда следует.
Астахов вошел в дом, где его встретила Земфира.
— Где Кармелита? С ней все в порядке?
— Да-да, теперь уже все хорошо! Она у себя в комнате… С Максимом.
— А Рамир?
— Он в кабинете.
Когда милиция увела Форса, Баро и Рыч наконец остались один на один.
— Ну, Рыч? И какое ты ко всему этому имеешь отношение?
— Когда ты выгнал меня из дома, я украл золото. Я был обижен на тебя, Баро, хотел отомстить, унизить тебя… — Рыч говорил как виноватый, но при этом не опуская глаз и глядя Зарецкому прямо в лицо. — Но потом погиб Бейбут… У меня в душе многое переменилось, и когда Удав, ну, то есть Форс, хотел использовать меня для похищения Кармелиты, я всеми силами пытался ее спасти.
— Ты хочешь сказать, что сам стал жертвой Удава?
— Спроси у Кармелиты. Они меня связали и хотели убить так же, как и ее.
— Она уже рассказала… Рыч, после всего того, что ты сделал, я не могу просто так взять и простить тебя. Но и злиться тоже не могу, потому что ты помог спасти Кармелиту и поймать эту мразь — Удава.
— Ну и как же нам с тобой теперь быть, Баро?
— Уходи, Рыч. И постарайся, чтобы наши пути больше никогда не пересекались.
Рыч вышел, встретившись в дверях с Астаховым и пропуская его к Баро.
— Здравствуй, Рамир.
— Здравствуй, Николай, проходи.
Однако Астахов никак не мог понять, почему же Зарецкий смотрит на него таким тяжелым взглядом, пока Баро опять не заговорил:
— Ты пришел требовать, чтобы я рассказал Кармелите всю правду?
— Рамир, о чем ты говоришь? Я не собираюсь ничего требовать. Я дал тебе слово и сдержу его. Пока ты не дашь своего согласия, я ничего Кармелите рассказывать не буду. Я просто пришел узнать, как она.
— Теперь уже, слава Богу, все хорошо.
— Я очень рад.
— А я не рад, я не рад тому, что едва обретя дочь, снова ее теряю!
— Живой?! — закричала Люцита, когда Рыч вошел в ее таборную палатку, и бросилась ему на шею.
Он целовал ее, гладил по волосам и время от времени приговаривал:
— Все-все… Не плачь… Теперь все будет хорошо, слышишь, все будет хорошо…
— Я так боялась за тебя! Теперь ты можешь сказать мне, зачем остался там, в этом подземелье?
— Могу. Я должен был привести Удава к Баро. И теперь, когда он пойман, а Баро меня простил, нам больше незачем скрываться.
— Баро простил тебя? — Люцита не верила, что все может сразу стать так хорошо.
— Простил. Но поставил одно условие.
— Какое?
— Чтобы наши с ним пути никогда больше не пересеклись.
— Ну и ладно. Никакой Баро нам не нужен!
— Ты не поняла, Люцита. Мы с тобой должны расстаться.
— Почему?
— Да потому, что ты останешься в таборе, а я — я выполню условие Баро.
— Постой, Богдан, я тебе что, не нужна?
— Ты? Ты нужна мне как воздух!.. Но это, к сожалению, невозможно. Я не могу позволить, чтобы ты ушла со мной неизвестно куда — ведь я даже не знаю, на что буду жить. А ты — ты достойна лучшего!
— Какой же ты у меня глупый, Богдан, — в голосе Люциты звучала нежность. — Так ничего и не понял: я хочу быть с тобой, и больше мне ничего не нужно!
— Ты и вправду так думаешь?
— Да!.. Только мне надо бы поговорить с мамой.
— Нет, с твоей мамой поговорю я.
— Почему?
— А потому что так принято, — улыбнулся Рыч. — Жених должен попросить руки невесты у ее родителей!
И они снова принялись целоваться.
— Я теперь всегда буду с тобой. И никогда не уйду! — нашептывал Максим Кармелите.
— А ты и сейчас не уходи, ладно? И губы их опять слились в поцелуе.
В этот момент дверь открылась и в комнату вошли Баро с Астаховым.
Максим сильно смутился и отошел в сторонку, но Баро, казалось, настолько был погружен в себя, что не обратил внимания ни на поцелуй, ни на смущение молодых людей.
— Как ты, дочка? — спросил он.
— Нормально, пап. Здравствуйте, Николай Андреевич! — поздоровалась девушка с Астаховым.
— Кармелита, ты можешь не называть Николая Андреевича по имени-отчеству… — выдавил из себя Баро.
— Почему? А как же мне вас называть, Николай Андреевич?
Астахов переглянулся с Зарецким, прочел в его глазах твердое решение ничего не скрывать, но все же замялся: