— Сделаю, еще как сделаю!
— Не сделаешь — тогда все сразу поймут, что Форс и есть глава всей вашей шайки!
— Так это смотря что я сделаю. Убивать такую красавицу, как ты, я, конечно, не стану. А вот Максиму, жениху твоему, если ты только выдашь Удава, — не жить. Ясно?
— Ой-ой-ой, не очень-то я тебя испугалась!
— Да на мушке сейчас твой Максим! На мушке, так же как и ты. Так что поаккуратней, девочка, не дразни меня!
— Врешь! Почему я должна тебе верить?
— Хочешь доказательств? Смотри! — Рука достал из кармана листик бумаги, на нем было нарисовано пронзенное стрелой сердце. — Точно такой же рисунок уже лежит в кармане пиджака твоего Максима. Наши люди везде — они подложили бумажку ему в карман, да так, что он и не заметил. Так что поверь мне — мы сделаем с вами все, что захотим!
Конкретных указаний Удава-Форса не было, и Рука получил простор для проявления своей жестокой, но в чем-то даже детской фантазии.
Глава 14
Тамара с грустью вошла в свой родной дом, который они проектировали, строили и обживали вместе с Астаховым, тогда еще — одной семьей. Антон с ней не пошел, испугался.
— Здравствуй, Коля! — сказала она мужу как-то очень просто.
— Тамара? Честно говоря, я думал, что вы с Антоном уже очень далеко отсюда. Зачем ты вернулась?
— Я вернулась за деньгами.
— За деньгами? Но мне помнится, я дал Антону денег. Или наш чудный мальчик с тобой не поделился?
— Коля, не буду от тебя скрывать — Игорь Носков нас обокрал. У нас ничего нет…
— Он всегда был подлецом.
— Коля, я вернулась, потому что подумала: может быть, ты дашь мне еще один шанс? Все-таки в нашей с тобой жизни было много хорошего…
— Много? Ну, что-то хорошее, конечно, было. Но мало, и в прошлом.
Сейчас у меня в жизни гораздо больше хорошего. И возврата к прошлому я не хочу.
Как живое подтверждение того, как ему хорошо, в гостиную вышла Олеся в домашнем халатике.
— Прекрасно выглядите, Олеся! — Тамара уяснила себе положение вещей. — Стильная прическа!
— Спасибо.
— Я вижу, Коля, что Олеся чувствует себя в этом доме хозяйкой. Позволь спросить тебя, а по какому праву?
— Потому что я так хочу. Ты очень кстати вернулась, Тамара, я уже собирался тебя разыскивать.
— Что такое?
— Я хочу, чтобы мы развелись.
— Вот, значит, как далеко у вас все зашло. Коля, я пришла просить у тебя денег, а ты переводишь разговор на другую тему. Ну что ж, я готова обсудить с тобой наш развод, но только после того, как мы закончим разговор о деньгах.
— То есть ты хочешь, чтобы я купил у тебя развод? Я правильно понял?
— Совершенно правильно!
— И сколько же ты хочешь?
— То есть как это — сколько? Ровно столько, сколько мне полагается по закону, — половину всего совместно нажитого имущества. Тебе это скажет любой юрист и любой суд.
Как ни сопротивлялся Палыч, но после автосервиса Максим затащил его в кафе. Обоим мужикам — и старому, и молодому — хотелось просто поговорить о жизни.
В пивной, где раньше трудилась Маргоша и куда теперь зашли Максим с Палычем, всегда было людно. Рядом с друзьями крутился и Леха, вылезший по плану, предложенному Рукой, из своего убежища. Он хорошо замаскировался.
Поэтому быть узнанным Максимом не боялся. В прошлом Леха был начинающим карманником (говорят, перспективным), и Рука решил использовать этот давний талант своего приятеля. За Максимом Леха ходил с утра, но до его кармана добрался только в пивной. Однако добрался и ничего не украл, а лишь добавил.
И тут же исчез.
Максим с Палычем выпили уже не одну кружку, когда на мобильном у Орлова раздался звонок. Звонила Кармелита.
— Скажи, Максим, ты сегодня проверял карманы своего пиджака?
— Карманы? Нет, не проверял, а что?
— А ты проверь прямо сейчас.
Максим сунул руку в один карман, в другой — и вытащил кусочек бумаги. На листике было нарисовано пронзенное стрелой сердце — точно такое же, какое было в тот момент у Кармелиты, как будто рисовала их одна рука. А точнее — один Рука.
— Спасибо, очень мило! — смеясь, говорил Максим своей любимой. — Ты положила, когда я собирался на работу?
— Да… Я…
— Какая же ты у меня еще маленькая — совсем девочка… Но я тебя все равно люблю!
Кармелита с ненавистью посмотрела на стоявшего перед ней с пистолетом Руку.
Зарецкий сидел в шатре у Миро и перебирал струны цыганской гитары.
— Баро, я с детства привык кочевать, я не умею жить на одном месте, я люблю свободу… — говорил ему Миро. — Но у меня не получается забыть, как интересно мы жили в этом городе!