Кармелита вдруг освободилась от рук жениха и отошла в сторону.
— Да что с тобой, в конце концов? — Максим начал терять терпение. — Объясни же мне, я пойму!
Но Кармелита неожиданно бросилась к выходу из дома:
— Я скоро приду, ладно? — обернулась она уже в дверях, — Я скоро!
Максим остался один в большом цыганском доме и в еще большем недоумении.
А Кармелита бежала по улицам Управска, бежала к астаховскому дому, но не к Астахову, а к Светке.
— Кармелита, что произошло? — встретила Света плачущую подругу. — Что случилось? Скажи, что с тобой? Вы что, с Максимом поссорились? Он тебя чем-то обидел?
— Нет, Свет, нет. Это я во всем виновата — я ушла, оставила его одного… Просто я не могу ему сказать! — у Кармелиты начиналась истерика.
— Успокойся, подруга, ну, успокойся… Скажи тогда мне то, что ты не можешь сказать ему!
— Я не могу сказать ему о твоем отце!
— Не можешь сказать ему о моем отце что? Неужели он еще что-то с тобой сделал?!
— Он… Света, он шантажирует меня! Он прислал ко мне этих бандитов!
Сказал, что убьет Максима! — и, продолжая глотать слезы, Кармелита рассказала Свете все, что произошло с ней сегодня после того, как они расстались.
— …И вот, Света, на очной ставке с твоим отцом, на опознании — я не знаю, как это называется, — мне пришлось сказать, что Удав — это не он.
— И что теперь?
— Не знаю, но я ужасно боюсь, Света. Эти бандиты… Они где-то рядом, я чувствую. Нам угрожает опасность — и Максиму, и мне!
— Постой, я завтра же пойду, попрошу свидания с отцом — мне дадут, я поговорю с ним и заставлю его оставить всех в покое! Слышишь, заставлю!
— У тебя ничего не получится. Прости, Света, но он — страшный человек! — Кармелита стала понимать, что, может быть, как раз Светке рассказывать все это не нужно. — Я не должна была говорить все это тебе — его дочери, к тому же — беременной.
— Об этом не переживай. Да и мне-то этот самый "страшный человек" ничего не сделает — я ему как-никак дочь. Ну, папочка! Я ему все выскажу — за всех, кому он жизнь портит!
— Света, не надо, прости меня, дуру, — не делай этого, не проси его ни о чем!
— Просить? Нет, просить я его не буду — я его заставлю!
— Света, но только ни Астахов, ни Максим, вообще никто не должен знать, хорошо?
— А ты что, и в самом деле боишься, что эти бандиты способны… — Света не решилась договорить.
— Способны, Света, способны. Они меня ясно об этом предупредили. А шутить они не любят.
— Хорошо-хорошо, никто ни о чем не узнает, кроме моего драгоценного папочки!
Помолчали. Каждая из подруг думала о своем. Вдруг взгляд Кармелиты упал на раскрытый мольберт. Рисунок был предусмотрительно повернут к стенке, подальше от посторонних глаз.
— А ты и тут рисуешь?
— Да. Знаешь, я пишу портрет твоей бабушки, Рубины.
— Бабушки? Вот это да! Но ты же ее всего-то несколько раз и видела?
— А я и сама не знаю почему, но она все время мне вспоминается, я о ней думаю. Все-таки она была удивительным человеком… Хочешь посмотреть?
— Нет, ты знаешь — боюсь.
— Ну и правильно, полработы смотреть нечего. Вот закончу — тогда и покажу!.. Знаешь, подруга, такие люди, как твоя бабушка, должны жить долго.
Иногда художники говорят удивительно мудрые вещи. Можно даже сказать — пророческие…
Рука, скрепя сердце, помог Лехе сдвинуть могильную плиту и даже поднять наверх гроб. Но больше ничего делать он не стал и вышел из склепа.
Леха, оставшийся внутри, на всякий случай неумело перекрестился и стал вскрывать гроб.
А снаружи Рука оперся о старую липу и закурил. Но курил он недолго — вдруг из склепа донесся неистовый, душераздирающий крик Лехи. Они были знакомы уже много лет, многое вместе пережили, попадали в самые разные передряги, но такого от Лехи он не слышал еще никогда. Да что Леха — Рука вообще в жизни еще не слыхал такого крика. И все же был он не из робких, и потому немедленно бросился в склеп.
То, что он там увидел, не укладывалось ни в какие рамки. В двух метрах от гроба стоял совершенно оцепеневший Леха, а из гроба, сдвинув крышку, вылезала старуха-цыганка…
Кармелита попрощалась со Светкой с тяжелым сердцем и уже собиралась идти домой, как вдруг в дверях столкнулась с Астаховым.
— Ой, Николай Андреевич, здравствуйте!
— Здравствуй, Кармелита! А я ведь, честно говоря, давно уже ждал, когда ты ко мне зайдешь.
Кармелита замялась и промолчала.
— Я прекрасно понимаю тебя, Кармелита. Конечно, тебе трудно принять меня как отца…