— А как… Как же вы узнали, где я?.. И про свадьбу? — к Максиму стал возвращаться дар речи.
— А, так это твоя невеста нам позвонила. У нее еще такое имя необычное — Кармелита.
Ну и невестушка… Ну и угодила своими сюрпризами…
Наконец Максим догадался пригласить родных в дом и усадить в гостиной.
Женщины все осматривались по сторонам, а вновь обретший дар речи Максим все говорил и говорил:
— Мама, ну конечно, между нами всякое было… Но я очень рад, что вы приехали! А знаешь, мам, вот сколько мы с тобой не виделись — а ты совсем не изменилась. А вот Сонька у нас какая красавица стала!
— Да я и раньше тоже ничего была! — парировала сестра с веселой улыбкой.
Максим тоже улыбнулся:
— Ты расскажи хоть, как живешь? Замуж еще там не выскочила?
— Я бы тебя, братик, предупредила.
— Она — послушная дочь, в отличие от некоторых, — произнесла мать Максима с нажимом. — Ну да ладно, что это все о нас и о нас — ты-то как?
— Да нормально все… Нет, ну правда — сейчас у меня все нормально.
— Между прочим, если бы не твоя Кармелита, то мы бы даже и не узнали, что ты собрался жениться. А ты говоришь — нормально!
Но Максим при упоминании Кармелиты только блаженно улыбнулся:
— А мне она ничего даже не сказала, шпионка моя. Удивительно, как это ей удалось так быстро вас найти и пригласить!
— Видимо, твоя невеста знает о приличиях больше, чем ты! — не упустила возможности сделать замечание сыну мать.
— Ну, так, видимо, ее воспитали получше! — парировал Максим.
Но мать решила перевести разговор на другую тему:
— А у тебя красивый дом, сынок. Если честно, то я не ожидала, что ты столького добьешься!
— Боюсь тебя огорчить, мама, но это не мой дом, а Кармелиты.
— Вот как? Сколько же нового я узнаю о тебе, Максим. Значит, из родного дома ты сбежал — гордый, не захотел зависеть от семьи. А у девушки на шее сидеть гордость тебе позволяет…
Максим искренне смутился и попробовал было объяснить:
— Мама, ты не права. Я не сижу ни у кого на шее. Просто так сложились обстоятельства, что пока мы вынуждены жить у Кармелиты. Пока! — он особо подчеркнул последнее слово, но по глазам матери понял, что вовсе ее не убедил. — Так, мама, давай мы не будем сейчас устраивать с тобой соревнование: кто кому наговорит больше колкостей и кто кому быстрей испортит настроение, ладно? Вы приехали ко мне — и я очень рад! Между прочим, вы тоже можете за меня порадоваться — я все ж таки женюсь!
Максим уже нервничал, но старшая Орлова со звучным именем Алла Борисовна решила оставить за собой в этом разговоре последнее слово:
— Можно подумать, что это мы выставили тебя из дома! Позволь напомнить, но это ты сам лишил нас удовольствия тебя видеть.
Солодовников и Рыч остались в кабинете один на один.
— Гражданин следователь, объясните мне, почему вы вдруг решили, что Удав — это я? Разве Удав, он же Форс, не сидит в тюрьме?
— А, так вы, оказывается, совсем не так плохоос-ведомлены! Да, сидит.
Но, видимо, ему тут у нас не очень нравится. Потому что он утверждает, и не просто утверждает, а очень даже убедительно доказывает, что Удав — это вы!
— И вы ему верите? Да он потому и Удав, что хитрый и скользкий!
— А откуда мне знать, может быть, это вы хитрите, а не он?
— Хотелось бы мне посмотреть ему в глаза…
— Ну, тут как раз нет ничего сложного. Тем более что наши желания совпадают — мне тоже хотелось бы, чтоб вы с ним посмотрели друг другу в глаза. Иначе говоря — очную ставку вам устроить.
И Солодовников попросил доставить Форса. Когда того привели, следователь начал:
— Очень интересное у нас с вами дело получается: каждый из вас утверждает, что Удав — не он, а как раз другой. То у нас не было ни одного Удава, то — целых два.
Глаза Рыча все это время наливались злостью и презрением.
— Решил все на меня спихнуть?! — бросил он Форсу, не слушая следователя.
— Гражданин следователь! — начал Форс. — Я не собираюсь ничего ни на кого "спихивать". Я хочу добиться справедливости и восстановить свое доброе имя. Все те преступления, которые вы инкриминируете мне, называя меня Удавом, связаны, так или иначе, с Зарецким и его семьей. И начались они после того, как Рыча, простите — Голадникова, который работал у Зарецкого охранником, выгнали из того дома. Это так? — повернулся Форс к Рычу. Но Рыч не удостоил его ответом.
— Обиженный на своего бывшего хозяина, он начал мстить, — продолжал Форс. — Сначала Голадников похитил их священное цыганское золото и вымогал у Зарецкого деньги за его возвращение. Во время передачи денег, где я выступал от имени Зарецкого в качестве посредника и переговорщика, погиб Бейбут Милехин.