И тут первым из цыган подал голос неугомонный Васька:
— И мы опять в театре выступать будем?!
— Ну-ка замолчи, маленький еще! — прикрикнула на своего шалопута Розаура, но весь табор после Васькиных слов уже загудел, как будто прорвало плотину.
— Если хоть один из вас не захочет жить в городе, я его поддержу и в городе мы не осядем… — сказал на всякий случай Миро, но мог бы уже и не говорить.
— А что, в городе здорово было, а, ромалы? — кузнец Халадо говорил мало, но он говорил смачно.
— И приняли нас там неплохо! — уже вторил ему Степка.
— Надо возвращаться! — крикнул конюх Сашка.
— Не надо возвращаться! — вдруг возразила Саш-кина Маргоша. — Ну чего я в городе не видела? Тут мне лучше, в дороге.
— Да ты что, Марго? — опешил Сашка.
— Ладно, ладно, делай что хочешь!
И тут раздались дружные аплодисменты. Цыгане хлопали русской бабе Маргоше — она прошла все испытания, она стала настоящей цыганкой, стала своей и доказала это!
Но на решение табора это уже повлиять не могло.
Света работала над портретом Рубины увлеченно, как никогда раньше.
— Да, запали же тебе цыгане в душу! — вдруг раздался за ее спиной знакомый голос.
Света вздрогнула, обернулась — в комнату неслышно вошел Антон.
— Ты?! Что тебе от меня нужно?
— Мне? Мне-то ничего.
— А зачем же тогда пришел?
— Оказывается, это очень важно для твоего отца.
— Для моего отца?
— Именно. Мы с мамой влипли в неприятную историю, и у нас нет ни копейки денег. Вот она перед ним и выслуживается! Умоляла, чтобы я к тебе пришел — налаживать семейные отношения.
— И ты пришел? — Да.
— А теперь — пошел отсюда вон! — в голосе Светы осталась только какая-то брезгливость.
— Да уж, веселенький у нас роман получается, — спокойно и безрадостно усмехнулся Антон. — Моя девушка, мать моего ребенка, выгоняет меня из моего же дома, а мне и крыть нечем!
— Ты сам в этом виноват!
— Снова пишешь? — Антон смотрел на проявляющиеся в портрете черты немолодого женского лица. — Чей-то заказ?
— Это покойная бабушка Кармелиты.
— Покойная, так же как и наши с тобой отношения. Они ведь у нас умерли, так?
— Да, Антон, они умерли. Ты это хотел от меня услышать?
— В общем, да.
— Ну, вот и услышал! Теперь иди к маме со спокойной совестью и скажи ей, что ты пытался наши отношения восстановить, но у тебя не получилось.
Потому что это невозможно!
— Невозможно? То есть у тебя никаких претензий ко мне нет?
— Антон, мне от тебя абсолютно ничего не нужно.
— Очень хорошо. Только, пожалуйста, Света, передай то же самое своему папаше. Скажи ему, что я тебе не нужен, что я — последний подлец. И ты меня видеть не можешь! Ладно?
— Хорошо, я поговорю с ним.
— Ну, вот и славно! Отношений у нас больше нет, но договориться-то мы всегда можем, — и без особых прощаний Антон пошел к выходу.
Пока Максим был в больнице с Палычем, у Кармелиты один за другим раздались два телефонных звонка. Сначала звонили от следователя — просили срочно приехать и обещали прислать машину. Второй звонок был гораздо страшнее.
Рука как будто каким-то особым бандитским нюхом чувствовал, когда лучше всего позвонить девушке и напомнить о себе. Но на этот раз разговор пошел уже не об Удаве и Форсе, а об Удаве и Рыче. Подтвердить следователю, что именно Рыч и есть Удав — вот чего требовали теперь от Кармелиты. Требовали и угрожали жизнью Максима, жизнью ее выстраданной любви и судьбы!
Милицейская машина привезла Кармелиту к зданию Управского уголовного розыска. У входа стояла Люцита, держа лошадиные поводья и поглаживая загнанную лошадиную морду. При виде Кармелиты глаза у Люциты загорелись надеждой. Она бросилась к сводной сестре, но сопровождавший Кармелиту милиционер ее не пустил. Сама же Кармелита, опустив глаза, прошмыгнула внутрь вместе с милиционером. Люцита пошла следом.
А в кабинете Солодовникова уже сидел Рыч. Ефрем Сергеевич усадил Кармелиту и тут же приступил к допросу.
— Кармелита Рамировна, вы знаете этого человека?
— Знаю. Он работал охранником в нашем доме. Папа ему доверял.
— Что именно входило в его обязанности?
— Дом охранять. И меня тоже.
— Претензии к нему были?
— Да нет, не было претензий.
Рыч посмотрел на Кармелиту с благодарностью.
— В таком случае, почему же ваш отец его уволил? — продолжал следователь.
— Я не знаю, — опустила глаза девушка, — я не вникала в дела отца…
— А то, что этот человек покушался на жизнь Максима Орлова, вы тоже не знаете?