Но Кармелита заговорила вдруг совсем о другом:
— А ты знаешь, о чем я сейчас подумала? — и она прижалась к любимому.
— О чем? — Максим обнял ее рукой.
— Вот если, например, случится такое, что от меня все отвернутся, ты мне будешь верить? — Ох и чувствовала Кармелита, ох и понимала, куда ведет ее тропинка.
— А почему такое должно вдруг произойти?
— Ну, я просто так говорю. Ну вот вдруг! Всякое ведь бывает. Ты тогда тоже от меня отвернешься, да?
— Ни-ког-да! — и он стал целовать это самое любимое лицо на свете.
Ночью в больнице наконец наступила долгожданная тишина. Палыч все сидел рядом с Рубинной, держал ее руку в своей. И хотя кроме теплоты этой самой руки да дыхания никаких других признаков жизни подключенная к приборам пациентка не подавала, Палыч все равно говорил и говорил с ней. Говорил всю ночь напролет.
— Вот, Рубинушка, сподобился я наконец, дожил: признали меня твоим родственником — позволили сидеть с тобой в палате. Правда, без твоего разрешения… Ну да ничего — будем с тобой теперь разговоры разговаривать, развлекать тебя буду. Вот только не знаю пока, как…
И он, улыбаясь, посмотрел на любимую.
— Красавица моя! Ты — самая прекрасная женщина на земле, Рубина…
Долгие-долгие годы, пока ты не появилась в городе, я как будто гнил заживо в своей котельной! А потом, когда мы так чудесно встретились опять, сорок лет спустя — я снова услышал, как поют птицы, как шелестит в листве ветер. Я ощутил запах рассвета! Ты ведь должна знать, Рубина, что у рассвета есть свой запах… С тобой я вспомнил, что значит радоваться жизни! Я помолодел!.. А когда ты умерла — умер и я. И все во мне умерло. Мне тяжело стало находиться в этом городе, где все напоминало о тебе, все было связано с тем счастьем, которое так нежданно к нам вернулось — и так быстро исчезло вновь. В общем, повторилось то же самое, что и сорок лет тому назад. Тогда я — молодой, энергичный, с образованием… Все передо мной вроде бы было открыто, жизнь обещала исполнение всех желаний! Но мы расстались — и жизнь потеряла смысл. Я бросил все и ушел, куда глаза глядят… И сейчас бы тоже ушел. Но ты позвала меня, Рубина… Ты снова вернулась — и я снова могу жить! Палыч вытер со щеки незаметно оказавшуюся там слезу.
— Старею вот, плачу… Прости, Рубина, не велит медицина тебя волновать, прости!..
Палыч замолчал, но глаза его, устремленные на неподвижную Рубину, продолжали говорить.
Глава 21
Рано утром Кармелита нашла Люциту на конюшне. Та гладила по холке лошадь Рыча.
— А, вот ты где! Что, не спится?
— Не могу я спать. Я в милицию пойду — мне там свидание с Богданом обещали!
— Хочешь, я с тобой пойду?
— Не надо, нас вдвоем все равно не пустят.
— Ну, тогда я просто так пойду — вдвоем веселей, а?
— Спасибо тебе, Кармелита, не нужно. Ты за меня не волнуйся, я справлюсь.
Кармелита смотрела ей вслед, а гордая Люцита шла по улицам Управска, готовая дать отпор и городу, и всему миру.
В глаза Рубины ударил яркий свет. Но нет, это были не больничные лампы.
Свет был очень сильный и невыносимо яркий, но кроме Рубины не видел его никто — свет был неземной…
И вот в нем проступило лицо Рады.
— Доченька моя ненаглядная! — закричала Рубина, не открывая рта и даже не шевельнув губами. — Здравствуй, мама! — прозвучало как эхо:
— Рада, доченька моя, ты? — Рубина вглядывалась в такое родное лицо. — Иди ко мне… — и она протянула кдочери руки (хотя ни Палыч, ни кто другой не заметил бы и малейшего движения).
Там, откуда явилась Рубине Рада, — там у каждого из нас есть кто-то, кого так хочется увидеть, с кем так хочется поговорить. Но далеко не каждому, а только очень-очень немногим дается такая возможность.
— Зачем ты пришла, мама? — спросила дочка Рубину, отступая назад.
— А ты что же, не рада мне? Не хочешь обнять свою мать?
— Зачем ты так говоришь? Ты же знаешь, что хочу. Но ты стучишься в ворота, которые пока еще не могут тебе открыться.
— Но я так хочу обнять тебя! Я столько лет была без тебя — разве я мало страдала?
— Я знаю, мамочка, я знаю… Но теперь ты должна быть счастлива!
— Конечно! Каждая мать счастлива рядом со своим ребенком!
— Нет, мамочка, твое счастье — не здесь. И время твое еще не пришло!
— Твое же пришло…
— У каждого — свой срок, своя судьба! Ты свою судьбу еще не выпила до донышка.
— Горькая у меня судьба, доченька, горькая!
— Была горькая. А теперь все будет хорошо! Обещаю это тебе.