Рубина слегка улыбнулась — самыми уголками рта.
И тут в палату буквально влетела запыхавшаяся Земфира.
— Я так и знала, я так и знала! — приговаривала она всю дорогу от кладбища до больницы. — Я чувствовала!
А тут, столкнувшись с ожившей Рубиной глаза в глаза, замолчала. Потом улыбнулась и сказала:
— С возвращением, Рубина!
Тамара привела пьяного сына обратно в гостиницу и бросила на кровать.
— А ты, оказывается, жестокая, — сказал Антон не то о том, что надо бы с ним поосторожней, не то о разговоре с Астаховым.
— Антоша, человек становится жестоким, когда, ему уже нечего терять. О чем вы говорили с Астаховым до моего прихода?
— Да так, за жизнь… В общем, я просил у него работу.
— Подожди, я начинаю с ним войну, а ты просишь у него работу?!
— А что мне делать? Надо же на что-то жить!
— Живи пока на деньги Форса!
— Давай, давай! Пригреем змею на груди! А точнее — удава!
— Молчи и слушай! Считай, что эти деньги мы берем у него в долг.
Выиграем процесс — отдадим. А что же сказал тебе Астахов по поводу работы?
— Сказал, что не верит…
— Во что не верит? — не поняла Тамара.
— В меня.
Вернулся к себе домой и Астахов.
— Как встреча с Антоном? — спросила Олеся, заранее сопереживая любимому.
— А что, по мне не видно?
— Значит, как всегда…
— Да нет, не как всегда, — в этот раз там была еще и Тамара. И что самое противное — я не удержался и стал обсуждать с ней денежные дела по разводу.
— И что?
— И то, что с ней можно разговаривать только в присутствии адвоката!
Видеть ее не могу!
— Что она тебе такого сказала?
— Она требует половину имущества, а иначе готова затеять, громкий бракоразводный процесс! — и Астахов заходил по комнате. — В общем, у нас с ней начинается война!
Глава 23
Табор вернулся! Табор вернулся! Радовались со слезами на глазах, когда уезжали. И плакали с улыбками на устах, когда вернулись. И устроили настоящий цыганский праздник. Благо, дом Баро большой: места и радости на всех хватит!
В разгар этого шумного веселья вошла туда — вклинилась — Люцита.
Спросила, вроде бы негромко, но так резко, жестко, по-змеиному, что и музыка, и пение, и танцы — все сразу же затихло.
— Все здесь?
Все обернулись, посмотрели на нее. Тогда несчастная влюбленная продолжила:
— Это очень хорошо, что вы вернулись. Очень! Я буду рада сказать то, что хочу, при всех!
— Что случилось, Люцита? — заботливо спросил Баро.
Не сразу ответила дочь Земфиры, совсем не сразу. Дала волне всеобщего любопытства набрать силу. Да с этой волной и выплеснула на отца-отчима злые слова:
— А то, что всегда случается с твоей дочкой! С Кармелитой.
— Люцита!.. — попробовал ее урезонить Зарсцкий, мол, люди вокруг, неудобно же…
— Она не достойна быть ни цыганкой, ни тем более вашей дочерью! — еще более зло и жестко продолжила Люцита.
— Я последний раз спрашиваю, что случилось?
— А то!.. То, что Кармелита предала всех цыган! Предала всех нас!
Все посмотрели на юную хозяйку дома. Кармелита опустила голову. Люцита с вызовом встала напротив нее.
Цыгане замерли.
— У вашей Кармелиты, уважаемый Баро, нет ни капли совести. На самом деле она всех обманывает и предает!
— Замолчи! — опомниласьнаконец Кармелита. — Не смей говорить такое. Я не сказала ни слова неправды!
— Опять лжешь!
Баро не на шутку разнервничался. Но при этом изо всех сил старался держать себя в руках:
— Люцита, для того, чтобы так говорить, нужно иметь очень веские основания… Ты это понимаешь?
— Понимаю! Еще как понимаю! Богдан в тюрьме.
Цыгане покорно покачали головой. За века цыганской истории новость о том, что кого-то утащили в тюрьму, стала грустной, но обычной. Необычным было то, что Люцита сказала дальше:
— Его обвиняют в том, что он — Удав.
— Что? Что за бред? — искренне удивился Баро. — Все знают, что Удав — это Форс!
— Знают-то все. Но не все говорят! Вот и Кармелита не сказала об этом следователю!
Зарецкий развернулся к дочке, строго, по-отцовски посмотрел на нее:
— Доченька, ты что, и вправду ничего не сказала?.. Кармелита стояла, опустив голову, безвольно, плетьми свесив руки, как ивушка речная. И молчала.
— Ну?! Ну что же ты молчишь? Давай, скажи, что я говорю неправду! Если это неправда…
Люцита подошла поближе к Кармелите, стараясь заглянуть ей в глаза.
Кармелита прятала взгляд и никак, никак не могла даже самой себе ответить на вопрос, что же сейчас делать, как объяснить все — страх, засевший в голове после похищения, торжество, всевластие и безнаказанность бандитов, запугивавших ее…