— Ничего себе! Вот елки-палки! Они что, на свободе?!
— Да. Тут написано: "Сбежали".
— Отлично! Вот наша доблестная милиция! Здрасьте вам, пожалуйста! Как они будут ловить бандитов, если за решеткой просто удержать не могут!
— Значит, убийцы моего отца снова на свободе?! — мрачно сказал Миро. — Правду в старину говорили: "Месть чужих рук не терпит". Ладно. Но я этого так не оставлю! Пойдем-ка!
В кабинет Солодовникова Миро вошел без стука. Максиму ничего не оставалось, как пройти вслед за ним.
Солодовников внимательно посмотрел на вошедших. Хорошо знакомые персонажи. Он внимательно прочитал все, что было написано о них в предыдущих делах. Горячие ребята. Честные. Предсказуемые. Такие могут быть полезными в любом деле. Ими легко играть, передвигая, как фигурки на шахматной доске.
— Господин Милехин. Господин Орлов. Проходите. Чувствую, вы хотите помочь народной милиции в ее нелегкой работе…
— Да мы вам уже помогли. Мы этих подонков принесли на блюдечке с голубой каемочкой! Почему же они сейчас висят на стенде "Их разыскивает милиция"? — Максим постарался опередить Миро, потому что боялся, что тот в гневе может погорячиться. Но и эти слова прозвучали слишком резко. Поэтому Ефрем Сергеевич сразу осадил зарвавшегося юнца.
— Не паясничайте, Орлов… Я понимаю, о ком вы говорите. Им удалось бежать.
— И вы вот так спокойно об этом говорите?! — Миро старался держать себя в руках.
— Но ведь это же… Это не какие то карманники автобусные! На них убийство! — подхватил Максим.
— Так. Молодые люди, давайте без лишнего пафоса, — устало сказал Солодовников. — Я возмущен не меньше вашего. Но ошибки случаются у каждого.
Так уж получилось. А беглецов мы найдем, только подождите немного.
— Подождите!.. — фыркнул Максим. — Подождите ребята, пока Форс сбежит…
— Форс?! — переспросил следователь и очень спокойно продолжил: — Форс никак не сбежит. Потому что Форса мы отпустили…
— Это как, елки-палки, так?!. Вопрос повис в воздухе.
— Подождите, — поспешил уточнить Миро. — То есть вы хотите сказать, что сами, лично, отпустили Удава?!
— Отпустил. Другого выхода не было. Продержал его здесь сколько мог, а дальше… Вы-то сами можете доказать, что Форс — это Удав?! Я, например, нет.
Парни растерянно переглянулись. Максим первым опомнился:
— Простите, а вы сегодня не беседовали с Кармелитой Зарецкой? Она не приходила к вам?
— Нет, не беседовал. Даже не знаю, к счастью или к сожалению… Но нет, не беседовал.
Миро встал и увлек за собой Максима.
— Ладно, пойдем.
— Подожди.
— Пойдем, пустой разговор. Парни ушли.
Следователь задумчиво посмотрел им вслед. Просто удивительно, насколько предсказуемые люди встречаются в этом Управске.
Чем больше отцов — тем лучше. В древности это хорошо понимали. Оттого и придумали крестить детей с чужими, казалось бы, людьми, становящимися после этого крестными родителями. Да еще и не с одной парой, а несколькими, да побольше. Про запас, ибо кто знает, а вдруг орда, мор или глад сведут со свету и тебя, и большую часть соседей…
Вот и у Кармелиты сразу два отца в итоге оказалось. И оба — родные, хорошие и близкие. Зарецкий и Астахов, относившиеся сначала друг к друг с легкой ревностью, быстро успокоились и сблизились. Незаметно, но окончательно перешли на родственное "ты", на простые имена: Коля, Рамир.
Астахова после этого даже как-то неудобно было называть гаджо — чужим, если уж он самого Баро по-свойски Рамиром кличет.
На этот раз к Астахову Баро убежал, прежде всего, чтобы вырваться из крепких лап Максимовой мамы, а во-вторых, чтобы поговорить. О ком? Ну конечно же, о доченьке — о Кармелите, Зарецкому казалось, что с ней что-то неладно, и вся история с Рычем-Удавом неслучайна. Да только разобраться в этом он все равно никак не мог. Оттого и пришел за помощью к Астахову.
Николай Андреевич принял его по высшему разряду. На столе — коньяк, фрукты (киви, например, лично, своими руками и ножами, чистил). С нежной аккуратностью разлив золотистый напиток, Астахов поднял рюмку.
— Я рад, что ты пришел ко мне в дом, Рамир. И очень рад, что вернулся в город. За твое возвращение!
— Спасибо. Я тоже рад, Коля.
Чокнулись, выпили. Баро успел подумать, что хорошее вино, пожалуй, все же лучше хорошего коньяка. И тут же Астахов направил его мысли в другую сторону.
— Знаешь, пока тебя не было, я смотрел за Кармелитой. И видел, что ей очень плохо без тебя.
Зарецкий погрустнел:
— И мне тоже без нее плохо. Спасибо тебе, спасибо, что ничего не сказал матери Максима. Хотя, как я понял, это было нелегко.