Силы возвращаются с каждым глубоким вдохом, наполняя клетки бодрящей магией. Короткий всполох огня в камине и жар по коже под перчатками. Алекс усмехается и ставит бокал на тумбочку, откидывается на кровать и на несколько секунд закрывает глаза. На отдых нет времени, его ждут.
— Теперь можно и пожар устроить, — растягивает слова с улыбкой и, наконец, убрав ингредиенты волшебного коктейля, спускается к машине.
— У меня работа появилась, — бросает Вивер, едва Алекс открывает дверь. — Кто-то видел, как Пётр Александрович колдует.
Саша реагирует спокойно — последнее время отец стал менее осторожным, потому Виверу часто приходится избавляться от свидетелей. Вынужденная мера, которая по большей части давно никого не беспокоит. Единственное, что всё же заставляет переживать — когда-нибудь одним из свидетелей может оказаться кто-то из близких людей.
Например, Маргарита.
Очередная пассия отца Алекса вполне устраивала и очень не хотелось, чтобы в какой-то момент она стала одной из тех, кто увидит магию старшего Воронцевича. А он исключений не делал ни для кого. Конечно, рядом с Маргаритой он был предельно осторожен и не позволял себе ни капли колдовства — даже обмана, — и всё же любой опасный момент мог разрушить не одну жизнь.
Будь воля Алекса — исключил бы из круга общения и знакомств обычных людей, не имеющих никакого отношения к колдовству. Для их же блага. Но слишком много причин, чтобы от этой идеи отказаться.
— Значит сначала на базу.
Кивая, Алекс проверяет сообщения. Из входящих только от Прохоровой.
«Напиши, когда будешь в порядке».
Вздохнув, Саша улыбается.
За него так даже последняя мать не беспокоилась, предпочитая скидывать на смертных нянек, которых после каждого случайного использования им магии убивала с особым удовольствием. Именно насмотревшись на мать Саша приобрёл черты, которые в ней ненавидел. И не горевал, когда Ворон пришёл к нему с новостью, что теперь у Алекса есть только отец. Алина же ему матерью не была, но порой казалось, что глубоко в душе она чувствовала иначе.
Иногда Саша думал, что так и должно быть.
«Коктейль принял, всё отлично».
«Хорошо, береги себя», — прилетел мгновенный ответ, словно Прохорова ждала сообщение с телефоном в руках.
«И ты себя».
Подавить печальную улыбку не удаётся, и Алекс отворачивается к окну, делая вид, что разглядывает уже приевшиеся пейзажи. Думает, что следя за дорогой, ничего другого Вивер не замечает. Но Вивер на зрение не жалуется и только усмехается попытке друга спрятать непривычные для него эмоции. Истолковывает по-своему, но оставляет не озвученными — это не его дело, с кем там друг-босс переписывается и почему именно так улыбается.
На базе два охранника и незнакомый мужик в дешёвом клетчатом костюме. Рукав болтается на нитках, штаны порваны в нескольких местах, на лице и кистях царапины и запёкшаяся кровь. Иногда Саша задаётся вопросом: к чему такая жестокость, ведь в большинстве случаев свидетель ни в чём не виноват? Ответ приходит мгновенно, злит и успокаивает одновременно. Просто они будут чувствовать себя куда паршивее, если убьют человека с мыслью, что он того не заслужил. Не устранят сразу — станет только хуже.
Но ведь им привычна жестокость, верно? Тогда почему это всё ещё мучает?
Скрестив руки, Алекс хмыкает.
— Как же так получилось?
— Я не хотел! — кричит мужик и давится болью выбитого зуба. Хнычет, носом шмыгает. Глаза бегают от одного охранника к другому, но чаще смотрят на Алекса, будто видят в нём единственное спасение. — Пожалуйста, не убивайте!
На просьбу эту Саша лишь руками разводит, да губы шире растягивает.
— Да я к тебе и не подхожу. Видишь, — отводит в сторону борт пиджака, демонстрируя кобуру с пистолетом, — я даже оружие не достал. А знаешь, почему?
Мотая головой, мужик дрожит так, что под ним стул ходуном ходит. Алекса это забавляет, но ему в расправе всё равно не участвовать — работу со свидетелями магии Петра Александровича проводит исключительно Хромов. Саше достаётся лишь роль единственного зрителя в первом ряду. Чужой страх бодрит и будто подпитывает. Ему это нравится. А Вивер… Вивер никогда не рассказывает о том, что испытывает в эти моменты. Но со стороны кажется, что неподдельный кайф.