Я еду в полицейский участок с закрытыми глазами. Чувствую себя так, будто нахожусь на борту самолета, который вот-вот рухнет. Он в любой момент ударится о землю, но я не знаю, какими сильными будут его повреждения, мои раны.
Открываю глаза и надломленным голосом пытаюсь убедить копов, которые сидят спереди, в своей невиновности.
― Я этого не делала. Я невиновна, ― произношу я голосом чуть громче шепота. ― Тот мужчина убийца. Он убил трех людей.
Полицейский ничего не отвечает, и вскоре мы добираемся до участка. Очевидно, что он мне не верит. Кто-нибудь в участке поверит.
Мои руки и ноги так трясутся, что я едва могу устоять на ногах, пока они ведут меня в здание, где мимо нас проходит еще больше полицейских и преступников.
Еще до наступления утра, меня фотографируют, снимают отпечатки пальцев. Когда меня бросают в холодную, сырую тюремную камеру, одетую в тюремную форму, как у преступников, а мои руки смыкаются на холодных решетках, я понимаю, что не важно, как закончится этот кошмар, моя жизнь уже не будет прежней.
Мне сказали, что я могу нанять адвоката или воспользоваться услугами адвокатской конторы, которую предоставляет государство. Меня пугает мысль, что мои интересы будет представлять адвокат. Я невиновна и продолжаю твердить им это. Если я найму адвоката, то буду чувствовать себя так, будто признаю вину. Но есть ли у меня выбор? Только адвокат может помочь мне выбраться из этой переделки. Я соглашаюсь на государственного адвоката.
Ковыляю к узкой койке в тюремной камере и падаю на нее, все мое тело разбито и в синяках, а мой мир сошел со своей орбиты.
Как моя жизнь могла пойти так неправильно? Вот я обручена и собираюсь выйти замуж, а уже через минуту мой жених мертв, а я за решеткой за его убийство.
Не знаю, смогу ли оправиться после такого. Даже если сейчас они откроют камеру и выпустят меня, как я смогу склеить кусочки своей жизни обратно? Жива я или мертва, моя жизнь кончена.
Глава 3
Дженна
Два месяца спустя
Моя жизнь вот уже как два месяца стоит на паузе. Вот она я: надеюсь, что сегодня снова начну жить. Я сижу на деревянном стуле, сцепив руки на коленях и почти не дыша, пока жду, когда ударит молоток, и будет оглашен приговор, который изменит мою жизнь.
Судья, афроамериканка со стрижкой боб и самыми большими глазами, которые я когда-либо видела, возвращается в зал суда после обсуждения.
С безэмоциональным выражением лица она просит всех встать.
Перед тем, как она заговорит, я ощущаю на себе прикасающиеся ко мне со всех сторон взгляды, испытывающие меня все два месяца моего заключения.
Так как Уинстон Слейд был известным человеком, его убийство хорошо освещается в прессе. Я чертовски уверена, что все в США с нетерпением хотят узнать вердикт.
Я ненадолго закрываю глаза, вспоминая последние два месяца. Самые первые дни за решеткой я ждала, что что-нибудь произойдет, что власти скажут мне о совершенной ошибке.
Назначенный мне адвокат оказался некомпетентным, от него постоянно пахло перегаром, даже с раннего утра. Так как на кону стояла моя жизнь, я сказала ему, что больше не нуждаюсь в его услугах. В связи с высоким интересом к моему делу, вскоре появился другой адвокат. Его звали Престон Хорш, и он предложил представлять мои интересы бесплатно.
Так как я верила, что мое дело потенциально может помочь ему продвинуться по карьере, и что мы оба получаем выгоду от нашего сотрудничества, я приняла его предложение. Перед тем, как я приняла это решение, моя сестра проверила его и узнала, что он считается лучшим адвокатом в Нью-Йорке.
Вот мы здесь после нескольких недель расследования, слушаний и выбора присяжных.
Но даже с лучшим адвокатом на моей стороне, я до ужаса боюсь, чем все закончится.
Во время перекрестных допросов, свидетели, которых я никогда не видела в своей жизни, появлялись за трибуной, свидетельствуя против меня. Но больше всего меня потрясло, что миссис Реймонд и Трэвис оба выступали на стороне обвинения.
Миссис Реймонд заявила, что я силой ворвалась в ее квартиру с оружием, что я сказала ей, что я убила своего жениха и мне нужна помощь в избавлении от тела. Со стороны Трэвиса умно было привлечь ее на свою сторону. Моей единственной надеждой было, что жюри присяжных увидит их ложь и манипулирование правдой.